Нагими ступнями касаюсь дерева своего сгоревшего дома,
тяжёлыми вздохами шагаю молча,
не оглядываясь вовсе.
Дом в золе,
навеселе,
ветер как пьяный гуляка,
влечёт за собой песок,
золу бывалого счастья.
Он искушённый игрок
с судьбою и нашим прошлым -
чёрные поленья были когда то смыслом моим,
все же, я слишком слаб, перед временем нашим,
только ему ведь дано решать,
когда мы уйдём играть в ящик.
****
Моя неопределенность пошатнула мое достоинство,
оно укатилось колесом без ропота,
в низины, куда мне закрыта дорога,
куда не пускают босоногих философов,
жертвующих седые волосы.
Под бременем своей недосказанности,
нельзя уходить в подпольные андеграунды,
глотком коньяка запивая молчание,
огурцом-терпения закусывая алкоголь.
И пусть мое сражение будет на доске шахматной,
отложив оружие подальше в глубины сознания,
приглашу сыграть по правилам.
Накрою стол, чтобы не было казусов,
ход конем, пешка съедена,
не разберём, чей ход следующий.
Открываю глаза от жужжания пчелиного,
я - ячейка роя осиного,
позади руины памяти,
так загляни же ты в мою душу,
там за шкафчиком,
люк наружу,
всмотрись в зеркало, будь внимательным.
А я слышу хруст дерева,
ощущаю ногами гвозди от лестницы,
когда то был тут двор, человек на двести,
и пускай на страницах памяти будет начертано,
коротка любовь - чья неверная.
****
За руинами осознания,
измерь термометром градусы напряжения,
нащупай пульс моего настроения,
там за туманами в полном спокойствие,
вечно господствует моя ирония,
в банке стеклянной храня бережно,
воспоминания о доме утерянном.
Губы треснувшие от унижения,
касаются порыва ветра, не замечания веянья,
ещё тёплый уголь говорит о насущном,
и зола меж пальцев на передовую.
Ветер забирает былую частичку моего натюрморта юности.
Считай, мое прошлое выставлено оптом на улицу,
нынче в моде маркетинг, а не романтика,
я один остался в доме без регистрации,
подайте знак, если ситуация патова.
****
Пустяки погубили натурщика,
моя крыша упала подстреленной,
и в огне захлебнулось с дверцою,
завещая мне вечность-девицу,
прошепча мое имя по паспорту,
ностальгией от дыма закашляясь,
осторожно, сгорит не запачкая,
то, что было залито красками.
Горизонт потерялся из поля зрения,
я один у гробницы прекрасного,
мои слезы словно хрусталики,
разбиваются о землю сразу же,
соберу пепел оставшейся,
чтоб наполнить урну доверху,
а потом пущу то, что дорого
по волнам моря Японского.