XXXIV.
Зачем же обещав прекрасный день,
Сулил безоблачную, легкую дорогу,
Чтоб без плаща в завесе темной словно тень,
Я растерял свое великолепье и отвагу?
И даже если ты пробьешься осушить,
Чело потрепанное бурей и ветрами;
Бальзам для тела не за что хвалить,
Когда не может он лечить душевной раны.
И будь то совесть, сожаленье или стыд;
Ты в чувстве не найдешь желанного лекарства;
Хоть пусть раскаянье отчасти исцелит,
Того на ком весь груз лишений и несчастья.
И эти слезы как жемчужины твои,
С лихвой искупят все твои грехи.
XXXIV.
Why didst thou promise such a beauteous day,
And make me travel forth without my cloak,
To let base clouds o'ertake me in my way,
Hiding thy bravery in their rotten smoke?
'Tis not enough that through the cloud thou break,
To dry the rain on my storm-beaten face,
For no man well of such a salve can speak,
That heals the wound, and cures not the disgrace:
Nor can thy shame give physic to my grief;
Though thou repent, yet I have still the loss:
The offender's sorrow lends but weak relief
To him that bears the strong offence's cross.
Ah! but those tears are pearl which thy love sheds,
And they are rich and ransom all ill deeds.