Я говорил с козою одинокой,
На привязи страдавшей в поле чистом –
Промокши под дождем, но сытая травою
Все блеяла она.
И это блеяние родным каким-то было
Моей душевной боли…
Ей я ответил, в шутку поначалу,
Что боль – она всегда и всюду,
Что глас её един и не изменен...
И… он мне слышался в стенаньях одиноких
Той брошенной козы.
В её семитском жалобном обличье
Мне виделись превратности все жизни,
Все тяготы и беды бытия.
(Перевод с итальянского)