В плоде любви нет косточек
у тех, чья любовь взаимна.
Тируваллувар
Не помню, была ли ты с нами в ту ночь,
когда ели сливы, рукой утирая
сочащуюся перезрелую плоть
с лица и груди, и казалось, до рая
всего лишь две косточки, а до утра —
две жизни, не меньше. Стояла пора
старения лета. Текла мошкара
сквозь бледный гольфстрим межфонарного света
и с шелестом таяла в жухлой траве.
И, собственно, всё. Ни больше, ни меньше.
Была ли? — о ком-то из жаждущих женщин,
сквозь зубы молчащих о странном родстве —
да бог с ними. Летняя жизнь — предисловий
короче на пару инверсий. Плодовый
период, что твой наливной палиндром,
попятится в зиму, и невыносимо
смотреть, как забродит былое гнильё,
и в нём поплывут прошлогодние мошки,
травинки, кожурки, карманные крошки —
и прочая нечисть. Глухое бельё
затянет охватною рифмой до горла —
не выдохнуть рай, не доплюнуть до города
скопцов и бесплодных весталок. Любили —
по разные стороны. Косточки — были.
Не помню, была ли ты с нами потом.