Да, жила без него и когда-то довольно неплохо жила.
Только если бы кто-то ей заново жизнь предложил начать,
Не хотела бы жизни той, где ей не по нему скучать,
Ждать звонков не его, слышать в трубке голос иной.
И вот, живёт без него, новой жизнью, на новый крой.
Там летают автомобили, трёхуровневое метро.
Там есть счастья тележка и маленькое ведро.
Беспилотники-почтальоны, без задержек конверты слов.
Достает его образ из самых глубоких снов.
В них он пишет:
«Передовая, ночное дежурство.
Небо смотрит мне в сердце. И мысли острей, и чувства.
У луны золотые бока. Ни пера ни пуха нам.. А придет ли рассвет, не знаю, ни сном, ни духом.»
Говорит: «Утром в поле зайцы не спят, навострили уши.
Ты не верь всем подряд, нето обморозишь душу.
Черный чай в расположении, мало времени.
Береги себя и отделяй сорняки от семени.»
Говорит ей во снах: «Не бойся и не печалься.
Если вдруг я исчезну, прибудет другое Счастье.
/Представляешь, мы курим тонкие сигареты../
У тебя много времени впереди. У меня- нет.»
Снова пишет во снах: «Здесь небо всегда подсвечено.
Там, где много огня, там дольше закаты вечером.
Там за линией разграничения злые орки.
Да, шучу. Такие же люди, такой же сборки.
Мы сменили локацию, покуда приноровишься...
Мне б волшебную рацию, сказал бы, что ты мне снишься.
Пью забористый черный чай в блиндаже. Не торкает.
Да.. у нас перемирие. Только вот очень громкое.
Вдруг подумалось, с годами все будет меняться.
Будет мир в городах. И метро этажей в пятнадцать.
Будет счастья тележка, целая колесница.
Там я буду стараться почаще тебе сниться.»
А потом говорит: «Я писал тебе на рассвете,
Но у вас непогода, всю почту рассеял ветер,
Нёс, трепал мой конверт километр за километром.»
А она улыбается: здесь не бывает ветра.
И живет без него.
И рябина алеет гроздьями.
И сентябрь без опозданий приходит осенью.
И живет без него.
Сорняки отделив от семени.
Он был прав, у неё впереди очень много времени.