***

(Выкладываю для общего ознакомления, без какого-либо потаенного смысла.. все равно ни критики, ни чего то подобного я никогда не получу, а когда книга будет дописана, я ее просто сожгу как и все предыдущие труды)


Казнь довершилась проклятием, от которого, возможно, должны были пострадать многие миллионы, если бы не одна детально не продуманная условность. Все они уже пострадали, но, в прошлом. И пострадают их палачи, но уже в будущем, бесправно, не имея никаких оснований понести за содеянное повинность. Вся семья его, пала под натиском тех же, кого он проклинал семь поколений назад, будучи ещё правителем древнего града, Ассуры. В общем, обычный для мест сих обмен проклятий, клятв, жертвоприношений и привнесенных в жертву. На вечном огне правосудия сгорают невинные чада опьянённые отсутствием Любови и праведности.
Сгорает, сгорает, в красках уходящего летнего зноя, последний император вечной империи. Чтобы возродиться вновь, восстать из восходящего огня в озарении лазурного моря, столь же переменчивого, сколь настроение судей и осужденных.

И было двадцать восьмое число, месяца Луны, когда Небо, оплакивало потерю гармонии, из которой было соткано оно, и отчего-то, перекрывалась дорога для странствия сынов и дочерей его. Был страшный месяц, не потому, что воды вышли из предвечного покоя, не потому же, что огненные раскаты Кархатры, пронеслись под десницей Преттори, нет, это по существу, было дивное зрелище, в мире нашем, могли предсказать событие любого размаха, уберечь, защитить от капризов вечного Крага, но потому чудовищным было время, что события, происходившие тогда, были не мыслимы, хотя, закономерны, если в мире существует скверна. А ее на период правления в междуцарствии, было достаточно. И для мира, построенного по образу и подобию, первого Управителя, любой недостаток невозможно скрыть, и отнимает он существенный промежуток между материей. Он удлиняет русло черных вод, тем самым, отнимая годы мира, добавляя искажений в иссиня-черную свою гладь. Время прежних Управителей подходило к концу, пришло время старых уроков. О нерушимости заповеди, и о треснувшем полотне, рисунок которого ныне искажен, и соизмеряется всеми немыслимыми до безобразия, способами.

Поверженные, неотвратимы, кляли погибелью, свергающих их. И линия Дханариев, была омыта слезами соленого пота и крови, отверженных. Что есть скверна, приносящая волну боли и разобщения, как не сила, которая заставляет усомниться в увиденном, уж не привиделось ли. С годами, империя, не рушимая с начала времён, дала сбой. Мнения разделились, и упрочнившись в склонности своей к самозавершению, начали программу по ликвидации неграмотности среди тех, кто жил всегда по уставу отцов прадедов своих, и не нуждался в инакомыслии, праздно вселяющем лики свободы отождествления. Стороны набирали новых сторонников, они уже не осознавали всей глубины того с чем олицетворяли себя в самом начале своем, но борьба была беспощадна к сулящим славу прискорбным господам, мнущим себя рабами. Не видит тот, кто пленен речами высокими, того, что владеют им путы неоспоримого превосходства тела над разумом. Разум же, и тело, ровно как и дух, живут жизнью раздельное, не зависимо друг от друга. И подтверждается это тем, что тело живёт сто лет, душа примерно четверть тысячелетия может укрываться среди пластов времён, дух же бессмертен, и составляет восьмую от всей жидкости мирового океана.

Содействующие и принужденные.

-Срочное дело к ольдмарху Тсаартана!
-Насколько срочное? У нас, как бы, смятение в рядах,- криво улыбнувшись, смахивая соленый пот с бессонных глаз, произнес страж пятой звёзды.
-Давненько, не происходило ничего в краях наших, как в воду глядели, когда вчера значит, упоминали предков дома Сатархи.
-Дело настолько важное, что явился сюда, под страхом объявления нам войны.. есть опасность, что сам, его величество, не устоит..,-внезапно смолк посол, как бы не хотя, и глупо, улыбнувшись в отражение себя, в воде стоящего пред ним фонтана. Дело, неоспоримой важности. На нас идёт войной тот, кто являлся,- нервно сглотнув, продолжил переговорщик,- и является, нашим истинным Повелителем.
-О чем речь Твоя, угодник? Молвишь ты, что смута начинает свое торжество, соприкасаясь с зримой чашей?
-Он сам. Клянусь. И, очень скоро, будет он с нами.
-что же, мы верим тебе, саратин. Продолжай.

За пятнадцать дней до выше обозначенных событий, в предместьях, Сайх-Альватторис:

На руинах истлевших, сложен был кров его, крепостные стены некогда потерпевших поражение от Тлена, чревленого истопием. И будучи могущественной, республика, после бесславной победы в древней войне, была беспомощна перед черными песками. И даже там, где время казалось бы, не играет никакой особой роли, многое подвержено разрушению. Лучше пусть рушится плоть, чем духом слабнуть земли пагоды будут. В три ряда, сложены стены, опоясывающие сызнова отстроенную крепость. В первом дворе, высоко приходящейся над отвесной тесниной у самого моря, приходится промежуточный вход, надлежащий над вечно беспокойной гладью морскою. Мост переплетённый из хвойных, плетистых пород, ивовым подобным, перекинут через буйную преграду. Утром и вечером, дымится проскурия тумана, нервно восходящего под озаряемую вечную осень. И всякий нетерпеливый шаг, нарушает воздуха благоденствие, туман рассеивается, и путник, как не тороплив был бы, мгновение же, как бывает обнаружен.
Так было и в эту безлунную ночь. Стоило лишь страннику бесшумной походкой ступить на зыбкий полог тумана, как он рассеялся, и резным увечием просочился невидимый и далёкий, лунный свет. Нарушаемая тишина была прервана, и тайне более не было причин теряться. Странник, был седовласым юнцом, с оперением воротника пуховой ткани, шелестящими позади него, двумя крыльями серо с голубым, оперением его было иссиня-черным. Грудь украшало же бледно оранжевое одеяние, сотканное из двух треугольных полотнищ, погрубее, и двух ткани отборной, той же треугольной формы усечённой главы пирамиды. Он явился без шума и пыли, с нескрываемым удовольствием, которое наблюдать можно у тех, кто тысячи лет бездействовал. Или же, ни с кем особо не спорил, а только и делал, что соглашался.