Би-жутерия свободы 106

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 106

Ватка не плавал кролем, баттерфляем, вольным стилем, потому что не мог отказаться от дружеского похлопывания воды по спине, поэтому сегодня до своего выступления в ресторане он принимал ванну, как король иностранного посла – с отвращением, но со всеми надлежащими почестями, когда у того во взгляде проскальзывает желание завязать дружбу морским узлом, не завязывая с нею.
Выйдя из  душа, комик с обтрёпанными губами радостно обтёр посвежевший кочан кочерыжкой губки. Он ступил на тёмноволосый ковёр, не ощутив утреннего огорчения диабетической засухи во рту. Его обширная лысина и широкий лоб блестели натёртым линолеумом. На затылке торчал пучок репчатого лука, дарственная парикмахера, бреющего футбольные мячи перед матчем. Провисшие полукружья мешков под глазами наполнялись фиолетовой жидкостью, зрачки, устремлённые вдаль, напоминали пожелтевший лес, застланный простынёй тумана, а от смущения лицо его заливалось свежей типографской краской.
Занимаясь своеобразным массажем не больно извилистых мозгов (он часто бил себя ладонью по лбу, когда предстояла чистка зубов с ниточным флоссингом) Профилакт Анисимович на минуту задумался, с налипшим презрением осознавая, что у любовника с сопроводительной запиской от человека с впалым ртом и выпячивающим поджилеточным животом и у него не было ничего общего кроме его неверной жены и урологического девиза: «У суженных мочеиспускательных путей обводных каналов не бывает».
Когда доктор объявил им что лечит от импотенции и для этого придётся сдать анализ текущей на женщин слюны, у соперников возникла дерзкая задумка создать народный театр с двухяростными кроватями. Успех зависел от правильной подачи материала независимо из чего он – из шёлка, ситчика или Бостона. Они (он и любовник жены) уже репетировали пьесу в стихах Лебедева Too Much «Девятая наповал», в которой больной муж напоминал пропеллерный вездеход, откинувшийся на воздушных подушках.

Она была в лосинах,
а я в её лощинах,
как юнга с корабля «Девятый вал».
После шестого дринка
в глазу искал соринку,
нанизывал её и надевал.

Всё было очень мило –
швыряло и штормило.
Испытывая бочку и пике,
мы ржали, как подростки,
а мастер Айвазовский
и не мечтал о сексе в гамаке.

Дуплетом в дальний угол
вбивало нас с подругой,
не удалось в четвёртый раз приплыть.
Ей захотелось быстро
великим маринистом
запечатлённою навеки быть.

К утру утихла буря.
В объятиях заснули –
наколотый Морфей околдовал.
Я Водолей, ты – Овен,
нас ублажил Бетховен
симфонией «Девятой» наповал.

Конечно, рассуждал он, жена моя тёмная шатенка и полуграмотная. И встретились мы с ней не элитарно где-нибудь там в дельфинарии, а в районном вендиспансере по стечению обстоятельств, так что не удивительно, что моим глазам требовалось определённое время, чтобы в результате интеллектуальной разминки на развилке дорог привыкнуть к её темноте. Напялив солнцезащитные очки, сползающие с табуретки переносицы, мне посчастливилось разглядеть, что она делит мужиков на ретроспективных животных и преуспевающих в неудачах. Отсюда можно сделать вывод – какой идиот делится с женой самым сокровенным, если для этого существуют любовницы.
Жизнь умеет ловко всучить лежалый товар, продолжал успокаивать себя следователь-пульмонолог – организатор и непосредственный участник секретной операции «Задержание дыхания  возмущённой нации с последующим удлинением ног теням предков при помощи дыбы». Но куда деться от расторопных пальцев?!
Надо быть готовым к отработанным ударам хулиганки-судьбы, хотя она-хозяйка определённо знает, что не хорошо это вытирать ноги о прихожан в прихожей. И вот уже зашедший на огонёк Георгин Варлаамович строит рожи, не подбирая материала, и сладострастно засматривает судьбе в лицо, нежно называя её моя пилочка Хризантема Борисовна. Он выискивает щёлку в её «вместилище», как в той программе телевидения, страдающего «хроникой» событий, что превратила и без того процветающее серийное производство идиотов в конвейерное.
Такое с ним уже случалось, когда по пятницам в два часа пополудни он отправлялся в профсоюзную баню шахтёров «Каменный угол», где до вечера копался в каменноугольном бассейне. Чтобы попасть туда ему, инакомыслящему эскулапу-иноходцу, приходилось, лёгким эскалопом, проскакивать мимо дверей клуба афро-гомериканских гомосексуалистов с двусмысленной табличкой «Вход алебастровым без алиби с чёрного прохода!», не подозревая, что те рассматривают рот, как вентиляционное отверстие.
Спасало одно условие на вид школьной задачи – он (для вящего правдоподобия) узнавал каторжанина по беглому взгляду, а пустотелого инопланетянина, по тому как тот жалуется, что родился не под тем солнцем и три года провёл во французском лягушатнике, так и не ухватив грассирующего кваканья пока кастрюлька отдыхала на прикрученном огне конфорки, а шушукающиеся крысы передавали друг другу информацию о бесценных залежах сыра.
Судьба с лицом сморщенной сливы предоставляла ему исключительные шансы без особых на то затрат. За это он использовал поливиниловые тарелки, изготавливаемые в соседнем цеху, в служебных целях, считая, что выживет в космосе, научившись дышать магнитными волнами, и питаясь радиоизлучениями, напевая «Красовки, красовки, красовки кабаре...». Поэтому мысль «ну в кого я плюгавый такой» приводила окружающих в прекрасное расположение духа с перспективой при возможности в промежности познакомиться с ним поближе после удачной покупки турника для подтяжек на руках.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #107)