- Горько! Горько! Горько!
Николай с Любой встали и начали целоваться. Люба была ниже ростом, поэтому стояла, подняв голову, а Николай, прижав к себе свою Любушку, возвышался над ней как коршун, поймавший белую голубку.
- Раз, два, три,… двадцать… Хватит, хватит уже, оставьте на потом, намилуетесь ещё, успеете!
Николай выпустил Любу и они снова сели за стол. Люба была смущена, зарделась, но глаза сияли счастьем.
Свадьба гуляла. Столы были расставлены на большом дворе и отметить радостное событие собралась почти вся деревня. Благо было тепло, хотя и заканчивался август. Свадьба была долгожданной, Николай и Люба любили друг друга ещё со школы, а торжество наметили только, когда Николай отслужил в армии и поставил свой дом на краю деревни. Но свадьбу гуляли в материнском доме, там был большой двор.
Уже и вечерело. Все были изрядно подвыпивши, говорили тосты, перебивая друг друга, несколько баб, сбившись в кучку, пели песни, а конюх Захарыч, прибившийся к ним, хитро подхватывал последнюю ноту, когда бабам уже не хватало воздуха тянуть, как бы показывая, что он голосистее их. Кто помоложе танцевали под баян, а самые неугомонные пытались и плясать, падали, поднимались, стараясь исполнить коленца и снова падали под смех детворы, снующей между взрослыми.
- Маманя, ты куда пошла?
- Сиди, сиди, сынок! Я в избу, ещё самогону принесу. Пусть веселятся. Радость -то какая!
- Да хватит уже.
- Нет, мы, Золотовы, щедрые душой. Пусть все запомнят этот день. Жаль, батька рано погиб, он бы порадовался за вас.
- Ну, ты только недолго.
- Я мигом, сынок, мигом. А ты Любушку крепко держи, теперь она не сирота, теперь у неё семья. А я мигом.
Николай прижал Любу к себе и крепко сжал её ладонь.
- Я, маманя, её крепко держу. Мы теперь одно целое.
А свадьба продолжала гулять. Уже и парни задираться стали. Захарыч устал подпевать и мирно спал за столом, положив голову на сложенное полотенце, заботливо подложенное хитрому певцу. Со стороны дома отсвечивало красным светом, но никто не обращал на это внимание. Все были пьяны или полупьяны.
- Пожар! – вдруг раздался истошный, срывающийся крик.
На мгновенье все оторопели, потом засуетились, закричали разом, забегали. Стали кликать детей.
- Дом горит! Вёдра, вёдра несите!
Часть баб сбилась в кучку, охая и ахая, кто прикрыв рот рукой от ужаса, кто держась за сердце. Уже полопались стёкла в окнах и огонь вырвался наружу, обдав всех жаром.
- Что стоите!? Воду носите! – крикнул кто-то бабам.
Мужики начали плескать воду в окна, но уж и к дому не подойти, нестерпимый жар не подпускает. Дом старый, сухой, горит как факел.
- Маманя! Где маманя!?
- Так в избу же она пошла.
Николай рванулся, но Люба крепко держала руку.
- Коленька, не ходи… туда!
- Любушка, ты что? Там же моя мать! Я должен!
- Поздно. Не ходи!
- Там моя мать! Я вернусь! Обещаю тебе!
Он вырвал руку …и отпрянул от Любы, …в её глазах он увидел смертельную тоску по… ушедшему… ушедшему… Николаю. Но… там была его мать!
Схватив ведро у тётки Клавы, Николай облил себя и… вошёл в горящий дом. Никто не успел его удержать. Все ахнули. Кто-то заголосил, бабы перекрестились.
Вот уже и крыша в ярком пламени рухнула вниз, разметав по сторонам искры и пепел. Из дома так никто и не вышел. Лишь к утру мужики загасили остатки огня. Все были подавлены случившимся и молчаливы. И только сейчас заметили, что Люба так и стояла на том месте, где её оставил Николай. В подвенечном платье, испачканном пеплом, молчаливо и без слёз смотрела она на обгорелые остатки дома, кое-где ещё дымившиеся и грязную печь, одиноко стоящую среди пепелища. Это всё, что осталось от счастья. Все, кто случайно увидел её взгляд, содрогались от ужаса и старались больше не вспоминать того, что увидели. Бабка Мотя молча взяла её за руку и отвела к себе в дом.
Прошло три месяца. Люба понемногу отходила от случившегося горя, поселилась в доме, что поставил Николай для них, но всё ещё продолжала носить чёрный платок. Деревенские её жалели и при случае всегда, как бы невзначай, угощали чем-нибудь или помогали. И только работа отвлекала её от тягостных мыслей.
Придя вечером с фермы и, взяв коромысло с вёдрами, пошла к колодцу, что у леса. Свой колодец Николай так и не успел вырыть. Было сумеречно. У колодца на лавочке кто-то сидел. Подошла ближе.
- Здравствуй, Любавушка! Здравствуй, моя ненаглядная!
Люба выронила коромысло с вёдрами, отшатнулась, задрожала, страх сковал всё тело.
- Любушка, ты что? Это же я, Николай. Ты чего испугалась? А что за траур у тебя на голове? Кто-то умер?
Люба оцепенела, не в силах сдвинуться с места. Николай встал с лавки и направился к ней. И только тогда Люба опомнилась и бросилась прочь от колодца. Как добежала до дома не помнила. Колотилось сердце, дрожащими руками открыла калитку забора и… У дверей дома на лавочке сидел… Николай в чёрном свадебном костюме, рядом стояли вёдра с водой.
- Любушка, что с тобой?
Люба молча рванула дверь, влетела в избу и закрыла дверь на засов. Перекрестившись и, взяв топор в сенях, вошла в комнату. …Там за столом на табуретке сидел… Николай. Вёдра с водой стояли у печи.
- Любушка, ты что дрожишь? Кто тебя испугал? И зачем тебе топор?
- Не подходи, убью?
- Убьёшь? Меня!? Да что с тобой творится? Ты разлюбила меня? Мы же только поженились, у нас даже первой брачной ночи не было.
- Ты… ты… ты…
- Что я? Ну, что я?
- Ты… ты… сгорел.
- Когда это я сгорел? Да вот же я перед тобой и живой. Тебе приснилось, может быть?
- Не приснилось, я сама видела.
- Ладно, хорошо. Тогда посмотри на моё родимое пятно, убедись, что это я.
Николай расстегнул рубашку и показал на груди у правого соска родимое пятно в форме бабочки.
-Ну, что, видишь? Это тебе всё приснилось. Я люблю тебя, Любушка и всегда буду любить. Понимаешь? Всегда!
Люба уронила топор. Перекрестилась.
- Господи! Я не понимаю, что происходит.
- Любушка, милая моя, ненаглядная!
Николай подошёл к ней, прижал к себе и поцеловал, как тогда, на свадьбе.
- Коленька, любимый мой! Дождалась!
Всё поплыло перед глазами и она потеряла сознание.
Утром проснулась поздно от стука в окно.
- Любка, ты чего на работу не вышла? Заболела что ли?
- Уже иду. Проспала.
Болел низ живота. Вспомнила сон. Сон? Сладкая истома была в теле, вставать не хотелось. На губах был вкус… поцелуя Николая. Сон? Что-то всё как в тумане. Но почему вкус поцелуя его… любимого?
Застилая кровать заметила на простыни пятна крови, но почему-то не удивилась, не испугалась, а только улыбнулась. Пошла на работу, впервые не надев чёрный платок.
Ровно через девять месяцев после этого дня Люба родила мальчика, у которого возле правого соска было родимое пятно в форме бабочки.
Алексей Балуев (18.09.2019г.)