в моих глазах мама и папа,
как застывшая молодость навсегда,
радужка голубая, её обрамляет весна,
и стерильный запах младенца
во мне застыл навсегда.
сквозь бурю из лет и шагов
ветер колышет шатер моих снов
и море внутри выходит из берегов,
пенится яростью городов,
всех улиц и баров
с разбитыми фонарями,
там, где рясы святых
и бегство цветными полями,
голые ступни по лепесткам,
фиалки благоухают лугами,
ветви царапают кожу лесами
по которым несусь без оглядки,
как будто от смерти,
с болезнью играя в прятки,
мои мама и папа это на теле
швы и заплатки,
глубокие борозды счастья и грусти,
их взгляды на мне
гордые или презренные,
как высохших рек
разветвленные устья
под градом дождя
и всполохи молний
обрамляют меня, бросая
в молчаливую звездную ночь
но мне уже где-то за двадцать
и я один в этой комнате, - карцер,
а за окном люди трясутся
в своем одиночном пике,
словно в танце агоний
под звуки Колтрейна и Дэвиса,
саксофон и рояль мегаполиса,
звуки сирен преступникам молится
и мне так порой боязно
потерять в себе маму и папу,
забыв о том кто я
поймав языком каплю
морского прибоя от жажды запоя,
как беспощадную мантру
под звук пчелиного роя,
но глаза всё ещё светятся яркими искрами,
я не хочу быть простыми
или сложными числами,
набором знаний и формул
или всеми забытыми письмами,
завитки моих мыслей уносит
осенними листьями
и я продолжение матери и отца,
набросок на белоснежное полотно
постаревшими кистями,
акварелью и тушью
свою скитавшуюся душу
в поисках начал и конца
и на каждый новый рассвет
капли росы стекают с лица,
для себя я судья убивший истца,
и под кожей кипит горячая кровь
писателя и творца.