«Крики тех петухов вспомню я и услышу,
И, быть может, вернусь в тот потерянный рай!»
С. Таратута, «Летайте чаще над собою»
Себя распял он на траве. На фотографиях последних лет - надменное, холёное, неприступное лицо лорда-аристократа… Как пробиться к душе, к сущности такого лорда сквозь эту маску благополучия и отчуждённости? К такому человеку просто так не подойдешь. С подобными лицами шли по жизни Оскар Уайльд, Игорь-Северянин, другие гении и выдающиеся таланты - эгоцентристы, хотевшие отстраниться от толпы и жить в своих собственных сотворенных ими самими мирах. Это естественно приводило к одиночеству, которое с ними самоотверженно хотели разделить их поклонники и поклонницы, но мало кому удавалось оставаться там надолго… Правда, были и удивительные, но редкие исключения.
Здесь имею в виду лицо выдающегося современного поэта Сергея Таратуты. В его поэзии - а поэт на сегодняшний день уже создал-оставил нам довольно обширное наследие, которому могли бы позавидовать даже поэты Серебряного века, - много пластов, которые я как шахтер начал разрабатывать в обширном очерке «Поэт Сергей Таратута». О величине его таланта говорит неисчерпаемость его творчества, его многослойность и неисчерпаемость залежей его стихов. Стоит только после хотя бы небольшого перерыва открыть какой-либо из его томиков , и снова понимаешь, что перед тобой Океан. После очередного погружения в глубины его творений, понял, что о многом - очень важном и сокровенном и для самого поэта и для меня, как автора-эссеиста - мне в этой работе сказать не удалось… Этот пласт его поэзии с подсказки самого поэта определился, как «Потерянный рай Сергея Таратуты»...
Там в этом пласте удалось увидеть-почувствовать совершенно другого человека-ребёнка без маски величия, человека ещё не обремененного своим талантом… Тогда он ещё «не знал, что такое стихи». В то время он только, сам того не ведая готовился к выполнению своей миссии на Земле, проникаясь тайнами и величием Божьего творения, обогащая свою изумительную память представлениями о сущем. Стихи этой тематики до самых глубин затронули мою душу, и заставили меня снова взяться за перо - сесть за компьютер. В моей памяти тоже остались крики тех петухов и запах того хлеба и пирогов испеченных в русской печи… Они позволили мне убедиться, что я действительно полюбил его поэзию и проникнуться этим чувством и к самому поэту. Наверное, это дает мне право говорить и писать о нем… и дает мне шанс постигнуть сущность его творений и тайну его гения…
Чувство потерянного рая, о котором пишет Таратута, конечно, не уникально, многие талантливые поэты и писатели вспоминали и писали о своём детстве, как о самом лучшем и счастливом времени своей жизни. И я писал о деревне Новиково, где провел своё детство. Но это часто возникающее у большинства людей - и талантливых и рядовых - ностальгическое чувство заставляет задуматься о его природе… На мой взгляд, оно носит всеобщий атавистический характер и связано с глубочайшей подсознательной памятью о библейских временах Адама и Евы, о наших прародителях, беззаботно живших в Эдемском саду где-то между реками Тигр и Ефрат. У Ивана Бунина есть стихотворение-плач об этой неизбывной потере. Правда, здесь великий поэт и писатель не только об Адаме и Еве плачет, а и о «обители отчей» - России, потерянной ими в угаре борьбы за либеральные свободы. Раем после утраты стала им представляться Родина:
Потерянный рай
У райской запретной стены,
В час полуденный,
Адамий с женой Евой скорбит:
Высока, бела стена райская,
Еще выше того черные купарисы за ней,
Густа, ярка синь небесная;
На той ли стене павлины сидят,
Хвосты цветут ярью-зеленью,
Головки в зубчатых венчиках;
На тех ли купарисах птицы вещие
С очами дивными и грозными,
С голосами ангельскими,
С красою женскою,
На головках свечи восковые теплятся
Золотом-пламенем;
За теми купарисами пахучими –
Белый собор апостольский,
Белый храм в золоченых маковках,
Обитель отчая,
Со духи праведных,
Убиенных антихристом:
– Исусе Христе, миленький!
Прости душу непотребную!
Вороти в обитель отчую!
12. IX.19
Вот та утраченная райская жизнь под божественным покровом, память о дальних предках пробуждается и ассоциируется нами с отчизной или с детством, особенно, если оно проходит на фоне идиллических красот окружающей природы, в кругу близких и любящих людей.
Сильное и глубокое родовое чувство было свойственно многим великим поэтам - И. Бунин переживал его и писал о нём - обладает им и Сергей Таратута, подтверждая этим мою догадку. Родовое чувство помогает человеку крепче стоять на ногах и спокойно заниматься любимым делом:
Я потомок приветствую предков,
Тех, кто где-то в пучине веков!
Я, конечно, не ствол и не ветка,
А скорее один из листков
На вершине огромного древа,
Нет фундамента крепче корней.
Где-то там моя личная Ева
И Адам где-то личный при ней...
Потом Адам и Ева, ослушавшись Бога и вкусив запретных плодов, и узнав что такое Добро и Зло, начали самостоятельно в трудах, мучениях и каждодневных заботах о хлебе насущном познавать всё сущее на Земле. Здесь важно осознать, что Адам и Ева сами своими мыслями и своими устремлениями, и своим поступком исторгли себя из Эдемского сала: Бог - их творец был вынужден наказать их изгнанием за нарушения своего запрета. Таковы законы Божественного миропорядка. Это говорит о том, что мы сами являемся творцами своего Рая-Ада, поступая тем или иным образом - в соответствии или против Истины или Божьих Заповедей.
Много картин написано художниками на тему изгнания наших прародителей из Рая, жалкие и испуганные они оттуда уходят, узнав, что такое стыд, едва прикрыв срамные места, но возврата назад нет. Непоправимые ошибки, изменяющие судьбу человека, а тем более человечества, можно исправить только научившись жить в новой реальности, что эти два напуганных Божественным гневом существа и начали делать… Для того, чтобы они смогли усвоить этот труднейший урок Бог отпустил им очень долгую жизнь, более 900 лет и забрал их с этого света к себе почти одновременно… Их грехопадение открыло новую эпоху в эволюции человека, познакомило с тёмными силами, стоявшими за змеем-искусителем, и тяжело аукнулось их потомкам и всему человечеству, но в тоже время оно освободило людей от постоянной опеки божественных сил и подарило им муку и радость бесконечного труда на Земле и самостоятельного познания.
Чувство потерянного рая Сергея Таратуты не уникально, но оно также драматично и тоже связано с тем библейским Раем. Оно показалось очень близким и потрясло меня, вызвав чувства близкие к катарсису… Давайте вместе, читая его стихи, поищем Потерянный Рай поэта и побродим по нему…
Хочется начать эти поиски, это путешествие с одной картины, которая обязательно врежется в память и навсегда останется в вашем сердце… Представьте десятилетнего бесстрашного мальчика, лежащего раскинув руки на густой траве («Себя распял я на траве») под черным от грозовых туч небом, грохочущий гром, молнии и сильные струи дождя-ливня, омывающие-хлещущие его худенькое тело. А рядом родная душа - обмытая ливнем блестящая и сверкающая при вспышках молний длиннорогая корова. Этот мокрый и счастливый мальчик - Серёжа Таратута, будущий Поэт России! Родившимся под знаком Весов покровительствует стихия воздуха, и вы видите, как он себя чувствует в этой стихии - изнемогая от счастья он в буквальном смысле пытается раствориться в ней - это для него и счастье, и мучение... Эта картина могла бы быть первыми кадрами документального или художественного фильма о детстве, жизни и творчестве этого замечательного Поэта. Уверен, такой фильм будет когда-нибудь снят - материала уже много набирается....
Если вы такую картину представили и прочувствовали, можно вас брать с собой и отправляться на поиски Потерянного Рая Поэта. Под такими ливнями в чернозёмной полосе России рождался и набирал силу его поэтический талант:
Меня расстреливает ливень,
Себя распял я на траве.
Вода бежит по голове,
И в мире нет меня счастливей.
Мне больше ничего не надо,
И мне всего-то десять лет
И не пугает неба цвет,
Блеск молний, неба канонада.
Вздыхает бурая корова
в трёх мокрых метрах от меня.
Мне кажется, что мы родня,
С утра лишившаяся крова.
Не прикоснуться, не потрогать
Те ливнем смытые года…
Но вновь и вновь глядишь туда,
Где в дождь вонзаются два рога!
Сила таланта поэта в неведомой обычным людям необычайной обостренности чувств, емкости и глубине поэтической памяти, в чёткости, связности и выпуклости картин прошлой жизни и в даре проникновенной поэтической речи. Примеров земного рая в воспоминаниях о детстве, о самых добрых часах жизни у Таратуты много, очень много. Вот одно из самых теплых, грустных и добрых:
Зрели вишни, тысячи серёжек
От росы мерцали при луне.
А в траве под ними топал ёжик,
Каждой ночью, приходя ко мне.
И ежей из леса, что за речкой,
Приносил я в детстве в этот сад.
И потомок их спешил навстречу,
И казалось, , что он был мне рад!
Это всё - пример земного рая,
Это самый добрый в жизни час,
И луна от кратеров рябая
Каждой ночью освещала нас!
Детский Рай Таратуты, также, как и тот первозданный, в котором Бог поселил Адама и Еву, густо заселен различными животными, птицами и насекомыми. Кого тут только нет: ужи, ежи, волки, кабаны, сурки, белки, соловьи, дятлы, перепела, кукушки, летучие мыши, стрекозы, махаоны, пчелы, комары, И это - не зоопарк, где звери мучаются в клетках и вольерах, это - дикая природа... Там в ступинском Эдеме он постигал основы человеческого бытия. Красивомечье стало питательной средой для его таланта. По Платону истинное, прекрасное и доброе должны родиться в детстве и юности, чтобы потом перерасти в мудрость, мораль и творчество. И мальчик - будущий поэт делает в это время для себя главный вывод, который будет потом поддерживать и питать его всю жизнь - мир полон красоты и радости. Красота Красивомечья вместе с любовью близких дадут ему возможность прочувствовать дух свободы, и станет органичной частью его натуры, станет чувством прекрасного, и они будут потом помогать поэту в идеализации взрослых впечатлений и создании того мира, в котором он будет вынужден жить, страдать и творить. И эту красоту и свободу, которую он вкусил в детстве, он будет потом искать и творить всю оставшуюся жизнь.
Яркость, образность и сотрясающая душу детализация воспоминаний Таратуты о тех временах вызывает сильную ответную реакцию у читателя, заставляют рефлексировать и наше сознание, обращают нас к собственному опыту и к собственной памяти, раздвигают мир читателя, пытающегося проникнуть в тайны творчества поэта и через него в тайны мироздания. Вот и здесь: всё это таинство ночного общения ребенка с живой природой происходит на фоне божественных декораций при свете и участии Луны, и мерцающих в лунном свете вишен. Этот спутник Земли является первой остановочной станцией при отправлении человеческой души на небо, поэтому она так сильно манит людей - некоторых даже гипнотизирует, делает их лунатиками, готовыми добраться до неё даже по лунному лучу - поэтому мы и ищем её каждый вечер на небе... Загадка, сила и глубина поэтической речи…
Опять И. Бродского хочется вспомнить: поэзия - высшая форма речи и... колоссальный ускоритель сознания и поэта и читателя. Каждое удачное стихотворение вызывает «салют» ответных озарений у читателей. И если у поэта это единичная вспышка, заканчивающаяся записью стихотворения на бумаге, то читательская реакция продолжается постоянно, пока интересуются его поэзией, пока слушают его стихи и читают его книги. Такова «химия» хорошей поэзии и литературы, такова термоядерная энергетика поэтического таланта. Именно здесь проявляется его Божественная природа. Так работает Дух в сознании людей. Вспомнил и я своих ежей в нашем саду и их милые курносые мордочки с блестящими пятачками и лапки, шуршащие по дорожкам нашего сада, тоже их ловил и заглядывал им в черные бусинки их бездонных глаз...
Этот земной рай, переживаемый поэтом, он называет в одном из своих стихотворений «эпохой детства», которую Таратуте, благодаря его Великому отцу и учителю Льву Соломоновичу, удается продлить до смерти родителя («И детство кончается только тогда, Когда умирает последний родитель»). Речь здесь идёт не об остановке биологических часов любящими живыми родителями - часы идут неумолимо - а об особой атмосфере сердечного тепла и душевной близости, которую они создают и в которой купаются даже взрослые дети. Даже того не сознавая. Меня мама часто называла Валериком… Возникающую пустоту одиночества - поэт прав - остро ощущаешь после смерти последнего родителя. У Таратуты это был отец, Сергей осиротел второй раз в 53 года, у меня — мама. Она хранила меня в земной юдоли подольше.
Лев Соломонович, которым я восхищаюсь, пожалуй даже больше, чем его отпрыском был тончайшей души человеком, представителем культурной Москвы того времени. В его окружении было много артистов, музыкантов и других деятелей культурной элиты того времени. О многом говорит и то, какую талантливую, яркую и чистую женщину - русскую женщину - он выбрал себе в жены и в матери Серёже, определив таким образом и будущее своего сына... Но судьба была жестока к малолетнему Серёже и очень рано забрала у него маму, так рано, что он её не запомнил…
Вот здесь и проявилось величие старшего Таратуты - - потом еще вернусь к этой теме - он пытался заменить сыну мать, даже в глубинном биологическом подсознательном смысле. Полностью он, конечно, не сумел: материнскую любовь и ласку ничем в душе ребенка заменить невозможно, поэтому маму поэт будет искать всю жизнь среди всех встречавшихся ему женщин... Много их пройдёт перед искателем. Но судьба будет милостива к поэту... Вот как сам Сергей говорит о душевной близости отца:
Люди, когда им больно,
Зовут, не стесняясь мать.
Только вот мне невольно
Её не случалось звать.
Было болей не мало,
И им не придёт конец…
Я ж вместо слова «мама»
Поныне кричу «отец»!
Мне посчастливилось знать таких людей, как Лев Соломонович, учиться у них и блаженствовать в их ауре... Величие старшего Таратуты не в какой-то особо успешной карьере, хотя он был известным на Москве юристом и имел соответствующее звание (Заслуженный юрист России), а в том, что он смог продлить больше чем на полвека детский период жизни сына, и так долго пестовал сына, лелеял и берег его талант, его чистое, детское восприятие мира («Пока живёт в тебе ребёнок, Я не умру», - сказал отец). Очень сильно и биологически и духовно были связаны эти два человека… Благодаря этому в именно в этот период, в сороковые и пятидесятые годы жизни у сына появилось много прекрасных стихов, соавтором которых совершенно справедливо надо считать и Льва Соломоновича.
Поэтому было бы неправильно теперь приписывать успех поэзии Сергея Таратуты только ему самому. Но, слава Богу, сын и не пытается этого делать - чувства благодарности ему не занимать… Лев Соломонович покинул сына в 2010 году, но до самой своей смерти несмотря на все перипетии их совместной жизни не пытался изгнать сына из родительского рая, из под своей опеки… В 2010 году по признанию Серёжи закончилось его детство.
О втором - периоде зрелости - эпохи детства ещё разговор будет, а сейчас нужно вернуться в годы деревенского периода этой эпохи, Вот это стихотворение о деревенской жизни будущего гения, которое уже цитировалось в начале этого абзаца:
Детство - целая эпоха.
Лето лучшая пора.
Хорошо, когда жара.
Да и дождь не так уж плохо.
Я в краю лесов и пашен,
Бабочек и пауков,
Никаких на мне оков,
Весел, глуп и бесшабашен!
Жаркий год семидесятый,
Очень - семьдесят второй…
Друг за друга мы горой,
Деревенские ребята.
Жалко, если вам неведом
Тот восторг, когда гроза.
И от струй закрыв глаза,
Месишь грязь велосипедом!
А потом река парная,
Соскребаем чернозёмной
И плывём по ней плывём,
В воду мутную ныряя.
Тихо вечером в природе.
И ежи входили в сад.
И рассказывал закат
Нам о завтрашней погоде.
Думаю, действительно, мало кому ведом тот восторг, о котором нам пытается поведать Сергей. Потому что это восторг очень одарённого человека, как никто чувствующего природу и свою связь с ней. Но эти восторги - не надо забывать - были пережиты в детстве, а поэт пишет о них много-много лет спустя. И это тоже феноменальная особенность поэтической памяти. Нам кажется, что поэт говорит-рассказывает о только что пережитом:
Веришь в творчество, словно в Бога…
С каждым годом чётче всё, что было,
Выпуклей детали и штрихи.
И опять неведомая сила
Заставляет вдруг писать стихи.
И опять в ночи белеют лица,
Сколько их: десяток или два?
И опять былое превратиться
в запятые, точки и слова.
Таратута - уже в который раз - открывается перед нами, приглашает нас в свой мир и говорит о природе своего таланта, своего творчества, о своём слиянии со стихиями Воздуха, Воды, Земли и Огня, а через них и со всей природой родного края. Люди и их лица там тоже, конечно, присутствуют..
И Солнце - самый яркий представитель стихии Огня, покровитель всего живого на Земле в этот период приложило руки-лучи к поэту, на всю жизнь обильно пометив его веснушками и напитав его творческой энергией. Они и сейчас есть на его лице. Но время чистой и весёлой детской простоты заканчивалось… Всё больше и больше появляется расставаний, горестей, печалей и потерь… По пьянке убитая соседом цапля с каплей крови на голове, зарезанный на мясо бычок-друг Борька, птицы-вальдшнепы становились вкуснейшим мясом, редкие и короткие встречи-приезды папы в деревню и слёзные расставания…Потом детство, конечно отгуляет, приливы такой неистовой радости станут реже, «под отцовским взглядом становился взрослым» будущий поэт… Начинают появляться недетские мысли о лекарстве от ностальгии по лучшим временам… Как всё это близко и моему сердцу!
Очевидно, что этот край, средняя полоса России - родина многих талантливых людей и родина его русских предков со всей маминой деревенской роднёй приняли Серёжу, как родное единокровное существо. Благодаря родителям и бабушке, учительницы литературы Ольге Дмитриевне Фетисовой, родившейся в самом начале двадцатого столетия и прожившей долгую жизнь (умерла она в 1990 году), он с первого года рождения в течение двух десятков лет ежегодно ездил летом в село Ступино на Красивую Мечу («Я появлялся там с грачами, Я - из Москвы, а птицы - с юга...»). Дедушку Михаила, который тоже был педагогом, он не застал: дед погиб на фронте...
Видел я этот врастающий в землю и тихо рассыпающийся кирпичный домишко, где они ютились-ночевали, сидел в остывшем за зиму доме на диванчике Серёжи... И хотя он свою маму не помнил, но благодаря её родне и заботе о мальчике-сироте прочувствовал там свои русские корни, понял, что эта земля, это бездонное небо, эти речки, поля и луга, вся живность этих мест - это Родина его русских предков. И вскормлен был едой, выросшей на чернозёме этой полосы России - самые вкусные продукты приносили бабушке для внука-сироты её родственники… Даже вальдшнепов дядья приносили мальчику: тогда они ещё водились в тех местах... В таких условиях мальчики вырастают очень здоровыми и чувственными - сейчас говорят сексуальными - а это сильно связано и с их творческим потенциалом. Таким был Лев Николаевич, Иван Бунин, Игорь Лотарёв (Северянин). Этот инстинкт ведёт-тащит их потом по жизни, превращая её в приключение. Некоторых - и губит...
Многих великих вскормила и подняла эта земля! И эти корни потом не раз будут держать его в жизни при всех ветрах и невзгодах. И за этот поворот в своей судьбе он тоже должен благодарить своего отца Л.С. Таратуту:
Родина предков
Здравствуйте, речка, лесные поляны,
Здравствуй земля, по которой иду,
Здравствуй и гром, что вдали где-то грянул,
Здравствуй и ты, стрекоза на пруду!
Здравствуй бескрайне-бездонное небо,
Здравствуйте звёзды над шифером крыш,
Здравствуй всё то, где так долго я не был,
Здравствуй звенящая пчёлами тишь!
Здравствуйте, поле и луг за оврагом,
Здравствуй забитый, заброшенный край,
Где мы когда-то носились ватагой,
Лишь одуванчиком вспыхивал май!
Здравствуй, подсолнух за хилым забором,
Здравствуй, дорогой пылящая даль,
Здравствуй всё то, с чем расстанусь я скоро,
Здравствуй и радость моя, и печаль!
Редко мы видимся , Родина предков,
Коротки летние встречи с тобой…
В старый автобус врываются ветки,
Словно меня не пускают домой.
Так случается, что на фоне некоторых счастливых полос жизни и связанных с ними ярчайших переживаний людей, все последующие события, вся остальная жизнь меркнет, теряет радость и смысл. Похоже, подобное случилось и с Сергеем Таратутой после его детства, отрочества и юности, проведённых в Ступино с бабушкой и в Москве с заботливым папой.. Поэтому не могу не привести здесь ностальгическое стихотворение Таратуты, задавшее тональность и ставшее ключом этой работы, я бы назвал его «Где на заборах цвели петухи» - какой яркий и редчайший поэтический образ - но автор оставил его без названия:
Память моя, до конца помогай
Мне попадать в тот потерянный край.
Где было мне и светло, и тепло,
Радостно было и время не шло,
Где на заборах цвели петухи,
Где я не знал, что такое стихи…
Почему так не хочется жить, почему?.
Вроде всё хорошо по сегодняшним меркам.
Не уютно душе, не вольготно уму.
Ни любви, ни надежд. Да и вера померкла.
Сокращается время шагреневой кожей,
Меньше детской ладони остался клочок…
А на фото, как в памяти, детство Серёжи.
Там в руках у него то щенок, то сачок…
Жизнь с годами любого подводит под крышу,
А потом начинается ад или рай,
Крики тех петухов вспомню я и услышу,
И быть может вернусь в тот потерянный рай!
Мне кажется, это необычайной силы стихотворение объясняет, почему поэт никак не может расстаться со своим детскими представлениями и воспоминаниями, и не хочет жить «здесь и сейчас» … Правда, в советское время, работавшая на полную мощность «индустрия поэзии» (выражение С. Таратуты), захватила поэта и он чувствовал себя там равным среди гигантов советской культуры. Его миролюбие и здесь помогло ему - его не затирали, не перевоспитывали, не сажали в лагерь и не изгоняли... Под влиянием успеха и столичной жизни мироощущение поэта постепенно менялось - «милая Москва» и его взяла в плен («Вне города прожить и трёх недель Мне не под силу.» - напишет он потом), но в памяти и стихах он не может и не хочет расстаться с теми временами, когда он был по-детски счастлив в кругу родных и близких ему людей.
Но детство у всех когда-то кончается, даже если это детство пролонгированное любящим отцом. Но он не только в воспоминаниях и в стихах возвращался на Красивую Мечу. Поэт периодически и в юности, и позже ездил туда для восстановления душевных сил («А главное - просто забыться, Порядок в душе навести»). В «Элегии», посвященной одной из таких поездок он пишет: «Снова я в своём селе, Снова все навеселе. Все пока без перемен: Самогонка и безмен»…Но это было за 10 лет до рокового1991 года, но ёж в гости к нему уже не приходил… Потом изменения в Ступино будут, и не только там - вся Россия опять начнёт стонать… В 1989 году после очередной поездки в Ступино он провидчески напишет:
…...
Ничего не воскрешая,
Все живут, как и везде.
В малой родине большая
Отразилась, как в воде.
Видно горя будет много,
Видно много будет слёз…
И бросается дорога
Под протекторы колёс.
Поездки в Ступино становились всё реже - «тяжело возвращаться в места, где счастливым бывал ты когда-то». Да и новая богемная жизнь и среда стали отвлекать поэта от деревни. Со мной тоже было похожее… Вот одно из переживаний уже совсем взрослого Таратуты после одной из последних поездок в Ступино:
Старый дом
Уперся лбом, как в стену плача,
В свой рассыпающийся дом.
Быть может, главная удача,
Что с детства летом жил я в нем.
Мерцали яблоки и груши,
Все созревало не спеша.
Шмели в цветах, как чьи-то души,
А с ними и моя душа.
И не боялся я их жала,
Их спины гладя без конца...
И бабушка во сне шептала:
"Сережа, береги отца!"
А утром рухнут тьмы препоны,
Опять к реке и в лес опять...
На нас садились махаоны,
И не хотели улетать!
(Ступино Ефремовский район, 2015г.)
Но воспоминания о Потерянном Рае живут в душе поэта и мешают ему «смотреть вперёд». Адам и Ева тоже всё помнили об Эдемском периоде своей жизни, но глушили эти воспоминания бесконечным трудом и заботами о хлебе. Наш поэт достаточно обеспечен, чтобы оставить себе время на воспоминания и думы о былом, и с философским спокойствием смотреть на происходящее и ждать открытия каналов связи с Небом ... Вот его признание из последнего сборника стихов «Эпизоды»:
Мне говорят - смотри вперед
И вспоминай былое реже,
А то глядишь - так жизнь пройдет.
И счастье даже не забрезжит.
Но что поделать, раз такой,
Да и стихи, они оттуда...
До прошлого подать рукой,
В былое прорвана запруда.
Там был теплее зимний лед,
И грязи не было, и фальши...
Смотрю сквозь прошлое вперед,
И потому мне видно дальше!
Трудно-не надо возвращаться в места, где был счастлив когда-то… И невесёлые петухи уже не цветут на заборах, а прозаично кукарекуют… Всё не так, как было в Раю. Ещё одно искреннее откровение - как ноющая сердечная боль - ещё одно фиолетовое стеклышко в мозаичную картину Потерянного Рая Сергея Таратуты:
Как последний аккорд, завалился забор,
Ощетинились гвозди, от ржавчины буры.
Невесёлый петух кукарекает сбор,
Неохотно вразвалочку сходятся куры.
В этой чёрной земле половина родни,
А во мне до конца их советы и лица.
Здесь, наверно, прошли мои лучшие дни,
И, наверное с этим нельзя не смириться.
Жил святляк у меня, но однажды погас.
Только после я понял, что просто он помер.
И никто из навечно ушедших от нас
Не подскажет, какой мой порядковый номер.
И похоже, это объясняет, почему мы сейчас так часто видим его со скучающим отсутствующим лицом. Утрата детского рая гнетёт поэта, но к этому нужно добавить ещё неспособность талантливых поэтов жить заботами обычных суетящихся людей, опускающих поэтов с Небес на землю. То, что они переживают во время моментов поэтической экзальтации, ослепительная яркость этих моментов, как и детские переживания Таратуты, делает их равнодушными к обыденной жизни, когда их душа спит, когда они живут как обыкновенные люди и ждут вдохновения. Ожидание «божественного глагола» томительны и изнуряют поэтов. Александр Сергеевич Пушкин описал такое состояние гениальных поэтических натур в стихотворении «Поэт»:
Поэт
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…
В этих паузах, «в заботах суетного света» Поэт тоскует, чувствует себя одиноким и это чувство становится хроническим. Это чувство - неотъемлемая черта богато одаренных натур.
Глубиной этого состояния отрешенности у Сергея Таратуты объясняется и то, что в его поэзии практически отсутствует любовная лирика - тема обязательная для большинства любвеобильных поэтов… Эрос - среднее состояние между сексуальностью и любовью - сильнейший стимулятор поэзии. Похоже отношения с противоположным полом не затрагивали, не пробуждали его душу настолько сильно, чтобы писать об этом в стихах. А потом сексуальность человека со временем должна перерасти в нечто большее при интересе к духовному облику партнеров.
Но Таратута раскрывать себя таким образом, описывая эти приключения, не стремился. Много загадочного в натурах гениев. Хотя женщин в его жизни было очень много - такое количество трудно себе представить обычному мужчине, но сам он не любит говорить на эту тему. Не он искал, его находили и пытались увести куда-то - опустить на землю… Что-то в своей жизни поэт пытался заполнить этими приключениями, что-то искал… Но никого из них в своей поэзии особо не отметил, кроме нескольких… Почти все эти стихи собраны в первой книге двухтомника «Летайте чаще над собою,,,» в разделе «Это странное чувство - любовь». Перечитайте их вместе со мной, попытайтесь понять и полюбить Поэта!