Что доблести, врываясь в жизнь без стука,
повергнуть мир к подошвам башмаков?
Как на луну, на солнце воет сука –
оплакивает умерших щенков.
У ней нет права жить, она – слабачка,
зубов ей не поможет частокол -
ну, что тебе какая-то собачка,
когда ты школу хищников прошёл?
Желтеют звёзды на истлевших робах.
Застывший, каменеет Бабий Яр.
Оскаленные черепа в сугробах.
Неструганные доски узких нар.
Спят голуби под крышей минарета.
Их воркотня так раздражала днём.
Дымится запад, словно сигарета
и проступает чья-то кровь на нём.
Не всё ль равно, как звать чужого Бога –
Аллах, Иисус, Яхве, Аполлон?
Как в луже отражаются убого
полотнища развёрнутых знамён!
Придуманную веру год за годом
Каифы распинали на кресте
и личностей, и целые народы –
за веру, искажённую в воде
всё той же лужи - мутной нечистотной,
не высыхающей и в летний зной.
А ты над ними реял путеводной
отравленной безумною звездой.
Так кто же ты, подошвой наступивший
На грудь тобой поверженных врагов?
И всю вину людскую искупивший
предвидел ли, что ты придёшь таков?
Предвидел ли, что идол в гимнастёрке
объявится на выжженной земле,
и каждый сосчитает три шестёрки,
как хризантемы, на его челе.
Каким бы молоком тебя вскормили?
Не молоком, но мёртвою водой.
В тебе есть всё: и трубный глас, и крылья,
но нет в тебе ни клеточки живой.
Глаз оловянных блеск монументальный,
Кровавый маг, безжалостный герой,
Искатель славы, громкой и скандальной,
Врастаешь в небо гордой головой…
Но если был потоп первоначальный,
То это Бога вырвало тобой…