***

И ты пришла: ржавчиной по металлу,
Трясущимися пьяными руками по бокалу
Песней, на части раздирающей сердце,
Пришла. Мне теперь от тебя никуда не деться.

Внезапно я понял: ты буря морская,
У тебя запах стремительной, бесстрашной волны...
И вся твоя фигурка - колдовская,
И  детской искренности твои глаза  полны.

Неотвратима жизнь; я знаю, что придут другие,
Что запах особенный с собою принесут,
Но я обречён. Ни локоны чужие,
Ни сладостные губы уж сердца не спасут.

Ты океан, бушующий, отважный,
А я, простите, страдаю от морской болезни,
Я сухопутен; нам никак нельзя быть с тобою вместе!

Ты всегда будешь той, которую я ненавижу,
Той горькой чашей, приправленной разлукой;
 Говоришь, что все иначе могло быть, - так замолчи же!
Ты навсегда останешься моею мукой. 

Твои глаза - холодным зеркалом укора,
Коришь меня и ты, и я себя корю.
«Когда приедешь?», самодовольно вытянул: «Нескоро».
И ты подумала, что тебя я не люблю.

Да что любовь! К чертям ее я гнал бы,
Это слишком страшно, чтобы описать:
Разбитые сердца, вырванные гланды...
Наше чистое и неземное ты хотела этим словом замарать?

Ты глупая девчонка, старых книжек начиталась,
Не замечаешь, что тонешь, пытаясь достать до дна,
А я, дурак, с тобой... слепец наивный! И что со мною сталось?
Для этого нового грязного мира ты слишком невинна и умна.

И вот я замарал. Порвал твои стихи и сердце на кусочки,
Океан разлил в жгучих (отныне недоверчивых) глазах.
И там, где были громкие слова, -теперь скупые точки,
И там, где некогда была помада, - теперь вся полка в образах.

А ты ждала. Наивная и злая. Ты думала, я на коленях приползу,
Готовила холодные, высокопарные речи,
Из малиновки превратилась в стрекозу,
Наивная! За гордостью ты прятала увечья.

Я лишь глаза закрою - ты мне снишься,
Мне слышатся шаги - бросаюсь на крыльцо,
Мне чудится знакомая походка - я уже на крыше,
И каждый  раз когда курю, передо мной в дыму - твоё лицо.

Может, это болезнь. Но я не верю, что ты излечилась,
Не верю, что зарубцевались раны;
Ты теперь взрослая. Железная леди. Плакать разучилась,
Превратила в дым розовой юности туманы.

И что нам осталось теперь? Кричать до хрипоты?
Не стесняйся; можешь сколь угодно называть подлецом...
У меня в этой жизни одно проклятие - ты, 
И после смерти я буду видеть твоё прекрасное лицо.

Ты б ужаснулась сейчас: говорю, что умру,
Задрожала бы, упала б и молилась...
Но долго не ходить отчаянным по миру -
За нас смерть уже давно подсуетилась.

Ну а это что? Али жизнь сейчас?
Как узники в разных концах клетки прикованы,
Проходит утро за утром, за часом вылезает час,
А на ночь мучительные сны уготованы.

Утихает весна; танцуя, врывается лето,
В сердце шум; он подобен стрельбе.
В родные края меня мчит механическая карета,
Вроде домой. А значит - к тебе.

Идёшь, перепрыгиваешь лужи...
Знаю, что думаешь перед сном обо мне.
«Девочка моя, он тебе не нужен»,
Но я вижу, что голос разума, не услышанный, застыл в вышине.

Ты говорила, что все это бред,
Что ты не будешь этим страдать,
Что это не дело - во сне
И наяву от любви умирать.

Но ты умирала; сердце под пули,
Душа наголо и чистый, сияющий взгляд,
Мы заложили счастье - нам его не вернули,
Мы оба решили бежать - и сами отрезали путь назад.


Сколько лишних, ненужных слов!
Руки дрожат, акрил растекается
... любовь

И этого чертика безглазого называют звучным именем Любовь.

И вот я вижу тебя - и во мне умирает каждая клетка.
Ты блеск, ты пламя, ты небо в звёздной ночи...
Мы столько страдали, столько скитались, детка,
А дальше что же? Сами себе палачи?

И если нагонит наконец танцующая  пуля,
И если где-то в пути накроет меня бессердечной волной,
Я умру. К праотцам в иной мир уйду я.
И если существует для грешников рай, то только рядом с тобой.