Что ты, туча,
немая кобыла
с руками,
Посинец,
льёшь свинцом бело-радужным
в глотку
Под надзором бесовских,
В конфетти раззикрованных листьев?
Я
пшеничноволосому,
долихоцефальному "ване"
Объяснял,
как по-умному кинуть
проводку
Сквозь штробы-биссектрисы,
что снабдят синевою
гробы,
Замурованных в стены,
Провинившихся
Контрабандистов.
Я хочу,
так хочу
притвориться Иванычем,
каб не едок был твой,
этот скисший за век цинандалевый,
обладающий
сдержанной фистулой,
спрутодрожащий голос,
Говорящий:
"Давай, волосуй,
да за воздух держись,
припадочный!"
Жёлтых ос не задень,
Белых ис не затронь,
Приседай,
Оур, оуррод,
И вставай,
оурр, оурроборос.
Да только
мне,
тотт-тому,
кто в семидесятом году,
Считал гробы за день
от ста и до пяти-ста,
победив страх, словно окропив прах,
Жилы-шланги раздув,
Двигать,
Какъ-яйебу,-
Собирая в жгуты
Пере-Кожу на лбу
Сел! Встал!
Сел! Встал!
Кто возьмётся потом мой метал суричить?
Спирободислав от него открестится.
Коротать придётся свой век Юричем.
Калачом катиться из бездн сумрачных
К стржычным безднам на свет - вверх и вверх
По улочке,
А потом снова,
вверх,
но уже
по лестнице.
Просыпаться,
Тая серным выпотом,
И метаться от света к тёмным местам,
Я уже сейчас,
словно
Ты - потом!
Я-ужже-сейчаааа! Слонотопотом! Словнотыпотом!
Слогогоготом!
Вверх! Вниз!
Сел! Встал!