Поверхности и лишь немного страсти
Исторгнутой, безумной, золотой
Сменяют долгие, занудные напасти
Необъяснимых формулкой простой.
Так усложним… лети, любви, признанье
В божественных, изысканных строках,
Надежд души святое упованье
И сердце трепетное в трепетных руках.
Чего желать… двойное растворенье
И чувств, и ожиданий, и тревог,
И нежность лепестков стихотворенья,
И жизнь руном у неземных дорог.
Дороги, эх… пути исповедимы
Лишь человечьи, господа ни-ни,
И почему–то гордостью ранимы,
И почему–то суетные дни.
Что за огонь страстей не полуложных
Ребенок несмышлёныш запалил,
И наторевших и неосторожных,
Без разницы, на месте пристрелил.
И раненых, порой неизлечимых,
Оставил в полурае умирать,
Ему ведь некогда, иных змеёй сочимых,
Средь яблочных полей зовет играть.
Охотник злой… ни дольки огорченья,
И лупит как ни попадя стрелой,
То наповал, смертельные мученья,
То чуть заденет, да и с глаз долой.
И яд роскошный, необыкновенный,
Мутит соблазном пресные сердца,
Волнующий, чарующий и пенный
И демона травя и подлеца.
Всех без разбору злые ядовинки
Терзают, ослепляют не щадя,
Поводырем слепые половинки
Безвозрастным путем во тьму ведя.
Дорога адова… намереньем благая,
Начало в ней предчувствие конца,
Как истина желанная, нагая
Расплатой за мальчишество стрельца.
И брошенность полей полодиноких,
Шуршащих полумятою травой,
Ночами долгими, кромешных и безоких,
Под серп луны, бездушный и кривой.