Открылись со скрипом ворота тюрьмы.
Возрадуйтесь же, слуги ада и тьмы.
В повозке красавица лет двадцати.
Дорогой последней ей в Вечность идти.
Осеннее утро, холодный рассвет.
А где справедливость? Её вовсе нет.
Опять гильотине работа нашлась.
Так рубит с плеча кровожадная власть.
Скрипели колёса, свистела толпа.
Стояла в сторонке старуха-судьба.
И будто стыдясь, утирала слезу.
Смерть в чёрной накидке точила косу.
Глаза свои спрятал под маской палач.
Не тронут его не мольбы и не плач.
Он к боли чужой за два года привык.
Взглянув безразлично, поправил парик.
У адской машины толпится народ.
Невнятное что-то калека поёт.
Вот голос дрожащий - судьи баритон.
На месте её завтра может быть он.
О, как ты прекрасна! О, как хороша!
Глаза голубые, святая душа.
Растрёпаны волосы, шрам на щеке.
Косынка в её посиневшей руке.
Ни слова мольбы, блеск хрустальных очей.
Над ней в небесах белых пять голубей.
Завыла пружина, умолкла толпа.
Посыпалась снежная с неба крупа.
О, взгляд тот последний! Его не забыть.
За взгляд этот можно и жизнь положить.
Да, короток был, но красив её век.
Вздох - алые розы упали на снег.