Зачем я ехал в те предгорья,
где Кушка у ноги звенит,
на день весеннего Егорья
там абрикос в цветах - ланит.
Развалины маячат всюду
в песках задумался восток,
где алость тянется к этюду
пчелою в сахарный цветок.
От предков, может от огузов*,
сквозь кость мужчины видят день
зелёный чай, глаголь турусов,
всё поглощающая лень.
Я еду по чужой заботе
от сопки к сопке трын – трава,
лисицу, даже в день субботы,
не ждёт охотничья лафа.
Устал, бессонница сморила,
а день как в пропасть, темнота,
так белый конь - весны Ярила,
пропал под музыку альта.
На повороте звёзды сбило,
другая юга широта,
от ветра вроде зазнобило
иль от Всевышнего перста.
А утром горы морем всплыли
за ним Афганские штыки
и высоко в небесной пыли
летят 200-ые братки.
*племя на территории Туркмении