На душе только злость и обида,
Взгляд с оскалом никак не унять,
Добрых слов глубина позабыта,
И летит лишь: «Она мне не мать».
Как ребячье сердечко ранимо
И жестоко, не в силах принять
Нежность с плачем проносится мимо
От бессилья его приласкать.
Кем-то жизнь размалёвана черным,
Как посметь ему память предать,
Со своим отрицаньем упорным
Невозможно других принимать.
Так бывает, а годы как птицы
И волчонок – подросток уже.
Только пуще, не зная границы
Его буйство в несчастной душе.
Она также, по-прежнему с лаской,
Своих нет и не будет теперь,
Эта жизнь не написана сказкой,
Да ещё, его заперта дверь.
И отец уж руками махает:
«Что поделать?! Прошу, отпусти!».
Но она, темной ночью вздыхает,
Возвращения ждет до зари.
Нет, не просто ей тоже с собою,
Когда гонят - без злобы стоять,
Вся внутри обливаясь слезою,
Понимая что правда - не мать.
Снова время. Им форма надета.
Постарела за годы она.
Да ещё неприглядного цвета,
Ей добавила в косы война.
Месяц, два, и полгода проходит,
От иконы не встанет с колен.
Горькой строчкой однажды приходит,
Что захвачен бандитами в плен.
Она плачет с улыбкой вздыхая,
Ну а сердце почти на куски:
" Ну и что, что тебе не родная,
Я приду, ты сынок потерпи".
Здесь гадать не хочу и не буду,
Всё что можно она продала,
Ноги в кровь ей истоптаны всюду,
Только в горном ауле нашла.
Он смотрел на неё виновато.
Ей старейшина тихо: "Давай!
Коли мать, твоих денег не надо,
Раз сказал, ты его забирай".
Поезд трет по железу колёса.
Между ними стоит тишина.
Пролилась солона и белёса
По щеке счастья жизни слеза.
Он поднялся и вытер рукою,
И сказал, как прощенья прося:
"Виноват, так жесток был с тобою!
Ты мне, мама! Навеки моя!"