Бетховен
О, как страшна, как тяжка глухота,
когда ты даже сам себя не слышишь.
Больней, быть может, только слепота.
Всё главное, чем ты живёшь и дышишь.
Но, Боже, чем Тебя я прогневил,
каким грехом заслужена та кара,
которой в гневе Ты меня лишил
Тобою же дарованного дара?
Хотя одну оставил «благодать»,
в отчаянье глухом давая выжить:
по партитурам Музыку читать,
но в наслажденье Музыку не слышать.
А сердце прежним пламенем горит,
гремит душа от новых повелений:
-Не падай духом, Людвиг, и твори!
Не сокрушайся, Людвиг, ты же гений!
И снова руки разжигает ярь,
всё существо охвачено пожаром,
и воет в диком ужасе рояль
от громовых бетховенских ударов.
В крутых метаньях вздыбленной души
хоть ненадолго боль свою размажешь.
– Твори, Бетховен, бей,круши, страши!
Ты гений, Людвиг! Ты ещё докажешь…
Ты в той же силе, хоть предельно глух,
ты весь теперь, как «Аппассионата»,
и, чёрт возьми, несокрушим твой дух,
восторженный и грозный, как когда-то.
Пусть это только выплеск, только миг
былых страстей, былого вдохновенья…
Но благодарен плачущий старик
и за такие краткие мгновенья.
И покрывая нотные листы
наброском новым,
задыхаясь дышит…
И вновь с бессмертной Музыкой
на «ты».
И вновь как будто слышит, слышит,
слышит…