Ну, осень, будем бабки подбивать.
Считать цыплят, прощать себе изъяны.
Молчать, когда бессмысленны слова.
Таскать из жаркой памяти каштаны.
Сейчас, когда спешить и смех и грех,
когда дождями, как суровой ниткой,
я намертво зашита ото всех
в чудные сны, – на грани этой зыбкой
мне кажется, я просто стебелёк,
сухая тень под небом вполнакала.
Я ничего не накопила впрок.
Ты тоже золотишко растеряла.
Мы нищеброды, осень, не серчай,
мы падчерицы прошлого с тобою.
Но лето нам оставило на чай
душицы, чабреца и зверобоя.
Чаявыя
Ну, восень, будзем бабкі падбіваць.
Лічыць куранятаў, прабачаць свае заганы.
Маўчаць, калі бессэнсоўная гаць.
Цягаць з гарачай памяці каштаны.
Цяпер, калі спяшацца смех і грэх,
калі дажджамі, як суровай ніткай,
я намёртва зашыта ад усіх
у дары цудоўн, - на грані сноў здабытку
даецца мне, я простая сцяблінка,
сухая цень пад небам што любіла.
Нічога я не назапасіла ад рынка.
Ты золатка таксама разгубіла.
Мы жабракі з табою восень, ні чакай,
мы пасербкі мінулага з табою.
Але лета нам пакінула на чай
мацярдушкі і святаянніка з любоў'ю.
Перевод Максима Троянович