В мае 1931 года Набоков начал писать новый роман, в котором его герой Мартын Эдельвейс создает в своем воображении некую страну Зоорландию, сказочную Россию, людоедскую тиранию насильственного равенства, и отважно пересекает ее границу навстречу смерти. Эта тема впервые прозвучала в написанном в апреле стихотворении «Ульдаборг» (перевод с зоорландского):
Ульдаборг
(Перевод с зоорландского)
Смех и музыка изгнаны. Страшен
Ульдаборг, этот город немой.
Ни садов, ни базаров, ни башен,
и дворец обернулся тюрьмой:
математик там плачется кроткий,
там – великий бильярдный игрок.
Нет прикрас никаких у решетки.
О, хотя бы железный цветок,
хоть бы кто-нибудь песней прославил,
как по площади, пачкая снег,
королевских детей обезглавил
из Торвальта силач-дровосек.
И какой-то назойливый нищий
в этом городе ранних смертей,
говорят, всё танцмейстера ищет
для покойных своих дочерей.
Но последний давно удавился,
сжег последнюю скрипку палач,
и в Германию переселился
в опаленных лохмотьях скрипач.
И хоть праздники все под запретом
(на молу фейерверки весной
и балы перед ратушей летом)
будет праздник, и праздник большой.
Справа горы и Воцберг алмазный,
слева сизое море горит,
а на площади шепот бессвязный:
Удальборг обо мне говорит.
Озираются, жмутся тревожно.
Что за странные лица у всех?
Дико слушают звук невозможный:
я вернулся, и это мой смех –
над запретами голого цеха,
над законами глухонемых,
над пустым отрицанием смеха,
над испугом сограждан моих.
Погляжу на знакомые дюны,
на алмазную в небе гряду,
глубже руки в карманы засуну
и со смехом на плаху взойду.
Едва начав работу над новым романом, Набоков во вторую неделю мая поехал в Прагу, где жила его мать, сёстры и младший брат. Как только он приехал, мать с любовью положила несколько номеров «Энтомолога» у его постели, сестра Елена рисовала плакаты для его публичного выступления. Кирилл, крестник Набокова, которому скоро исполнялось 19 лет, был великолепно начитан и сочинял стихи (как писал Набоков Вере в Берлин: он «читает мне свои стихи, а я ругмя ругаю».)
Вскоре по приезде Набоков прочел родным всего «Соглядатая». Они не поняли сюжет, решив, что герой и впрямь умер в первой главе, а потом его душа переселилась в Смурова.
Однажды, солнечным днем в Праге, он поднялся на близлежащий холм и оттуда смотрел вниз на шатры бродячего цирка, слышал рев львов и тигров, видел сверкающие карусели и афишные доски с зелеными оскалившимися тиграми вокруг бесстрашного укротителя с усами и бачками. Спустя годы подобную картину можно будет встретить в рассказе «Весна в Фиальте». В конце мая Набоков возвратился в Берлин.
Рассмотрим более подробно сюжет романа «Подвиг». Мартын Эдельвейс – русский, несмотря на фамилию – с раннего детства представлял жизнь романтическим приключением. Когда мать читала ему сказку о «картинке с тропинкой в лесу прямо над кроватью мальчика, который однажды, как был, в ночной рубашке, перебрался из постели в картинку, на тропинку, уходящую в лес», он боялся, что она заметит точно такую же картинку над его кроватью и снимет ее и тогда он не сможет пройти по ее лесной тропинке и затеряться среди нарисованных на ней стволов. Его влечет всё далекое, запретное, недостижимое: драгоценные камни огней, через которые громыхает поезд, каменный лик скалы, приглашающий взобраться на него, все опасности любви.
Читатели «Других берегов» прекрасно понимают, что Набоков передал Мартыну свой собственный романтизм, свою картинку с изображением лесной тропинки, свои драгоценные камни огней в темноте. Однако он не одарил героя своим талантом: Мартын кажется неромантичным и неинтересным.
В апреле 1919 года, когда большевики готовились к захвату Крыма, Мартын с матерью бежит на юг. После остановки в Греции, где Мартын сошелся с немолодой замужней дамой, он проводит лето в Швейцарии, где двоюродный брат отца, дядя Генрих, предоставил им с матерью прибежище и помощь. В октябре 1919 года Мартын отправляется в Кембридж и в Лондоне влюбляется в эмигрантку Соню Зиланову, ветреную насмешницу, обольстительницу и кокетку, которая вскружила ему голову, но не сулила надежды на успех. Вскоре он заметил, что она флиртует – и гораздо больше, чем с ним за все время их знакомства, – с его лучшим другом Дарвином. Дарвин был старше других студентов, сонный и медлительный на первый взгляд, он хорошо знал жизнь, был храбр, успел побывать в окопах, получил боевой крест и подавал большие надежды как писатель. Однако когда Дарвин делает Соне предложение, она отказывает ему и вместе с семьей переезжает в Берлин, а Мартын, окончив университет, не может устоять перед искушением и едет за ней.
Несколько лет назад Соня спросила Мартына, почему он в отличие от ее родственника не пошел в Белую армию. Мартына не интересует ни политика, ни чужие идеалы и цели, но он мечтает о приключениях и, особенно о подвиге ради прекрасной девы и задумывает в одиночку перейти запретную границу России.
Они с Соней придумывают свою игру, превращая Советскую Россию в фантастическую Зоорландию – кошмар насильственного равенства под пронизывающей моросью декретов. Каким бы фантазером он ни был, его планы принимают реальные очертания: он лесами проберется в Россию и проведет там 24 часа. Мартын уезжает из Берлина, посвятив в свои планы одного Дарвина, которому не удается его остановить. Что было дальше, никто не знает. Дарвин не может проследить его маршрут дальше Латвии и через несколько недель он приезжает в Швейцарию, чтобы сообщить матери Мартына о его исчезновении. На этом роман заканчивается.
На первый взгляд «Подвиг» кажется чисто реалистическим произведением. Наедине с собой Мартын дает волю своему воображению, когда можно испытать азарт приключения, даже находясь в походной ванне. Его натура лишена, должно быть, тех особых свойств, которые придают индивидуальную неповторимость Лужину или Смурову.
«Подвиг» лишен тех мрачноватых оттенков, которые у Набокова сопутствуют герою со странной психикой, и поэтому, видимо, ему недостает и сюжетной напряженности. «Подвиг» – это первый роман Набокова, само построение которого должно отражать отсутствие порядка в человеческой жизни, роман даже не имеет конца, а своим ярким краскам он обязан внешней экзотике меняющихся пейзажей – Санкт-Петербург, пляж в Биаррице, Ялта, Афины, Швейцария, Лондон, Кембридж, Берлин, ферма на юге Франции. Нетрудно заметить, что география этих мест особенно близка писателю, ибо в разные периоды своей жизни он не раз ими любовался.
Хотя весь роман и вся жизнь Мартына кажутся длинной чередой грёз, которые подготавливают его последнее приключение, перед нами лишь предисловие, основной же текст – переход через границу в Россию и смерть Мартына – отсутствуют. Вся суть, однако, именно в этом. Финал означает иррациональное претворение в действительность детской фантазии Мартына: он просто исчезает в картине, как мальчик в ночной рубашке, который перебрался из постели в нарисованный лес.
Вообще-то воображение Мартына переносит его через границы времени и пространства, дополняет тот узор, который проявится после смерти. Это можно пояснить следующим примером.
Когда Мартын стоит на футбольном поле в Кембридже, защищая ворота Тринити-колледжа, он вновь переходит в мыслях через границу в Россию своего прошлого, своих футбольных грез, которые в настоящем он воплощает в жизнь, той мечты,
которой он, бывало, так длительно, так искусно наслаждался, когда, боясь дойти слишком поспешно до сладостной сути, останавливался подробно на приготовлениях к игре: вот натягивает чулки с цветными отворотами, вот надевает черные трусики, вот завязывает шнурки крепких бутс… В детские годы сон обычно наступал как раз в эти минуты начала игры, ибо Мартын так увлекался подробностями предисловия, что до главного не успевал дойти и забывался.
Сейчас, поймав мяч, посланный в его ворота капитаном колледжа Святого Иоанна, он подмечает «некую особенность своей жизни: свойство мечты незаметно оседать и переходить в действительность, как прежде она переходила в сон».
Самая важная мечта Мартына о том, чтобы в одиночку нелегально перейти советскую границу, тоже перейдет в действительность. Для других его поступок остается непостижимым и бессмысленным, однако Набоков видел свою задачу в том, чтобы доказать, что этот молодой человек, который ведет внешне спокойное существование и принимает вроде бы бессмысленную смерть, несет в себе подвиг. Казалось бы, Дарвин призван был совершить новые деяния в мире – он человек действия, герой войны, тогда как Мартын бежит из охваченной гражданской войной России в безопасную Швейцарию; Дарвин – одаренный и оригинальный писатель, тогда как Мартыну не хватает силы воображения, чтобы выразить себя; Дарвину, очевидно, везет в любви, тогда как Мартын остается в глазах Сони великовозрастным другом детства. Однако Дарвин довольствуется образцовой невестой, вялой респектабельностью и самодовольными видами на успех в качестве комментатора по экономическим и государственным вопросам. Не наделенный особыми талантами, Мартын мог бы показаться одним из тех героев Набокова, которые служат противоположностью своему творцу, но именно он, а не Дарвин сохраняет верность заповеди Годунова-Чердынцева и самого Набокова: «О, поклянись, что веришь в небылицу, что будешь только вымыслу верна, что не запрешь души своей в темницу, не скажешь, руку протянув: стена». И именно его жизнь оказывается непреходящей победой.
Мартын, этот, казалось бы, рассудочный молодой человек, смотрит на мир как на рискованное приключение, когда то, что находится рядом, не должно восприниматься как нечто рядовое, когда хрупкому настоящему угрожает, с одной стороны, прошлое, уже закрытое от нас, а с другой – будущее, в которое мы не в состоянии за-глянуть. Всю жизнь он тайно путешествует из близкого в далекое, из настоящего в па-мять о прошлом или мечты о будущем. Он добирается до Швейцарии, не успев покинуть Грецию, или переносится в швейцарскую осень, тогда как его телесная оболочка пребывает в Кембридже. Он переживает взрослую любовную связь, оставаясь ребенком, и возвращается в мечту из своего русского детства, стоя на футбольном поле в Англии. Он сочетает в себе всё, что есть героического даже в воображении, не наделенном, как представляется, особой силой, и в конце романа смело переводит всю свою жизнь в неизвестное будущее и – через закрытую границу – в прошлое, в смерть, где, быть может, сосуществуют все временные планы его жизни.