Я-то, "гэй" кричу только в сабельной рубке,
вспоминая всеотца Вотана,
и мысли мои к врагам и недоброжелателям открыты и чисты,
там где вольница,
испиваю из походов своих славную память с вином,
и работа моя - защищать свой РОД и дом,
от посягательств Геворгов шахматных,
и то меня радует,
что махая шашкой и клевером,
за свои выступаю принципы и веру,
когда вижу кощунство и плутовство,
жгу каленым железом,
словоблудия и напраслины мотовство,
ведь знаешь,
что под баном,
чай не видел и не отвечу,
не даром вас швали навалило,
Георгий святой ишак победоносец,
ищешь со мной ристалища,
дык, я не сховаюсь,
отвечу,
восстану,
наведу панику ликейским Паном,
сумятицу в ваши ряды,
за скобрезную лирику,
выковырянную из подмышки,
покараю,
шахматная пешка слюнявая,
то будет моя победа и слава,
патриота,
сына Матери героев!
Во имя Стана,
во имя казачих скитаний от
Кубани и Дона,
до северных берегов Италии,
цитирует оно мне Сирка,
иди вайнах ошкуренный на свой полустанок,
к черту рогатому сралину,
холоп Романовой,
за спиной разжигатель,
поклонник тайный бульбашенских девиц урожденных,
хвост селедки сгнившей с головы,
владелец блокнота,
не для записей,
а чтоб подтирать высеры своего словесного шрота,
у меня родня,
вся была в казачьей коннице махновской сотни,
а я,
служил парамедиком в пехоте,
тоже,
там недалеко,
в Зеленополье,
перекрестись,
коль на ристалище влез,
чай не двужильный тянуть за чужой грех лямку,
к язычнику со своим уставом полез,
Эйя, взбешенный праведник,
Эйя,
шах и мат, каспаровский бес!
Liber! Гой, гой, гой! Эйя, эйя, эйя!