Почти всю ночь ему снилась она. Сидя на диване он наливал ей рюмку за рюмкой, а она всё пила, и молча смотрела на него столь влюблёнными глазами. Потом она сама предложила ему именно то, что он ей и сам уже собирался предложить, и пошла в ванную, а он начал про себя фантазировать на тему, как по её обнажённому телу стекает вода, и стекло кабинки душа запотевает от пара, и ему уже ничего там будет не видно, хотя и хотелось бы взглянуть на это.
Но ни с того, ни с сего, ему вдруг стали стучать в стену соседи, и в два старческих голоса орать, чтобы он заранее отодвинул свою кровать от общей стены, чтобы та не входила с ней в плотный контакт. Крики постепенно затухали, а стук становился всё ритмичней, и он как-то понял, что он уже и не дома, а в лесу, и это стучат дятлы. Они сидели целой стаей абсолютно на всех близь расположенных берёзах и долбили по тем берёзам, словно строительные рабочие своими отбойными молотками по только что уложенному асфальту. Они долбили, и периодически подмигивали ему своими маленькими глазками, а он не повышая голоса начал их упрашивать, чтобы они стучали чуть потише, а то его соседи за стеной опять разволнуются и будут барабанить ему в стену, крича, что он нарушает их покой.
...
Утренний туман уже рассеивался, а он всё ещё ворочался, и что-то там бормотал, и пытался засунуть голову под одеяло, чтобы избавится от этого ночного кошмара, но ничего не помогало, и лишь невыносимо мёрзли ступни, по причине того, что длины одеяла всё-таки не хватало, чтобы одновременно укрыть и голову, и ноги.
Шум не прекращался, проникая в комнату через форточку, которую он вчера открыл, изнывая от жары, да и голова нестерпимо болела после вчерашнего, когда он проявил неумеренность в возлиянии нечто крепкого, и принятого было весьма в избытке, по причине того, что он пил абсолютно один. Она предпочла уйти, и оставить его один на один с его неразрешёнными ею любовными проблемами. И как тут было не выпить? И он пил: пил и за себя, да и за неё он тоже пил, благо, что закуска была уже заранее куплена, а на вкусных закусках он всегда экономил, предпочитая те, что попроще.
Пересилив себя, он открыл осоловелые глаза, и тогда ему и впрямь показалось, что это раздаётся стук дятла. Поставив чайник на плиту, он подошёл к окну кухни, и раздвинул занавески, впустив в комнату первые весёлые лучики осеннего солнца.
За окном вздымал свой могучий ствол весьма развесистый дуб, по местному преданию посаженный самим... ой, как же его звали-то?.. в общем, дуб был посажен именно им, когда здесь и города ещё не было, а была усадьба какого-то графа на землях, пожалованных ему самим Петром Первым. Вот так вот и было всё это дело, как о том всегда рассказывали экскурсоводы, когда автобусы с туристами проезжали мимо его дома.
Но, впрочем, не отвлекаясь на посторонние исторические экскурсы, скажем лишь то, что дуб под его окном был точно, и был он старым и большим. А на дубу и впрямь сидел дятел, и зачем-то долбил его ствол.
А голова всё болела, и пришлось принять таблетку. От вчерашней закуски уже ничего и не осталось, да и бутылка была пустой ещё со вчера. А ведь он не пожалел денег, и купил выпить из того, что было подороже, и поесть - из того, что было повкуснее. А эта зараза этого не оценила и ушла, хлопнув дверью...
Вкушая глубокими глотками крепкий чай с простым бутербродом (хлеб с парочкой тощих шпротин), он придвинул стул поближе к окну и наблюдал за тем дятлом. Тот упёрся своим хвостиком в ствол дерева, и как завёдённая игрушка "курочка-ряба", долбил по одному и тому же месту, явно входя в ритм метронома. Это уже изрядно ему надоедало, и кое как и кое-что обдумав, он перелил остатки вчерашней пепси-колы в кастрюлю, налил в бутылку водопроводной воды, и, открыв окно и широко размахнувшись, плеснул в сторону дятла напором вылетевшей из горлышка жидкостью.
Эффект был почти нулевым. Дятел чуть подумал (если он ещё и способен был думать после такой долбёжки), а потом просто переместился за ствол, даже и в процессе перемещения продолжая бесцельно стучать по дереву. Теперь он был полностью недосягаем и для его взора, и для всяких активных действий по отношению к тому самому дятлу.
Но день выдавался вполне солнечным, а делать дома в этот выходной было совсем и нечего (ибо, она вчера ушла, сильно хлопнув дверью, обидевшись на невесть что, что он ей там предложил), и вот, не долго думая он собрался, оделся, и вначале пошёл в магазин. Надо было вдоволь запастись на выходные и закуской, и выпивкой.
Придя домой с продуктами, он с удивлением обнаружил, что никто уже и не стучит, да и головная боль полностью прошла, и жизнь уже казалась такой прекрасной, что и не было смысла торчать дома, когда на улице разгулялась такая солнечная погода.
...
Вернулся он поздно: и полностью здоровым, и даже посвежевшим от долгой прогулки по местному парку, где он покормил уточек и посмотрел на белочек. Те были слишком привередливы, и кормиться из его рук не пожелали. Быстренько приготовив пельмени, он, перед их употреблением, предусмотрительно принял согревающего напитка, что вселило в его хорошее настроение ещё большую бодрость. И жизнь уже казалась ему вполне успешной и без той дамы, которая вчера так сильно хлопала его дверью, привнеся в его жизнь разочарование от этой человеческой драмы, которая может случиться абсолютно с каждым, кто ищет любовной взаимности.
Хорошая прогулка на улице, обильная еда, и крепкое лекарство ото всех болезней (принятое в весьма неумеренной дозе) быстренько сморили его в глубокий сон, и вот он уже мирно посапывал сидя на диване, и на его лице блуждала счастливая улыбка. Ему опять что-то снилось...
...
Проснулся он рано. Кто-то опять ритмично стучал за его окном. Опять нестерпимо болела голова, чему причиною был его вчерашний, вечерний нездоровый образ жизни. А самое худшее заключалось в том, что ему опять было и нечего есть, и нечего пить, и сегодня ему опять предстояло идти в магазин.
Подойдя к окну (и предполагая самое худшее) он раздвинул занавески и упёрся своим сонным взором в тот самый дуб. По стволу того самого исторического дуба бодренько перемещались в поисках невесть чего такого съедобного уже несколько дятлов, обстукивая его со всех сторон, словно ища в нём пустоты, в которых могло храниться что-нибудь вкусненькое.
А, может быть, это ему только показалось? Может быть, и не было и дуба, и не было её (такой избалованной его вниманием), и не было этих чёртовых дятлов? Но на плите уже весело пыхтел паром чайник, а в холодильнике его ждала недоеденная банка тощих шпрот. И за окошком светило осеннее солнышко, призывая его не сидеть дома, а опять пойти в парк, и покормить там уточек с белочками.
Она ещё позвонит, и сама будет умолять его о совместном отдыхе в том ближайшем парке, где он с ней и познакомился. И может так быть, что он и встретит её сегодня на той же скамейке, где это и произошло в первый раз. А пока надо подкрепиться тем, что ему там Бог послал. А форточка... её можно и не закрывать - он уже начинал привыкать к этому стуку дятлов.