Мне улыбалась Она, гладила мои растрепанные жесткие волосы. А я вдыхал аромат её тела. Вдыхал, и не мог надышаться. Вдруг, почему-то, она начала плакать. И первая робкая слезинка стекла по Её щеке. Зависнув на остреньком подбородке, капля упала мне на лоб. Вторая капнула мне на правое веко. Третья…
Б-р-р-р-р. Холодно. Вроде, весна и, всё равно, всё ещё прохладно утрами. И этот дождь. Какая-то тварь украла мой лист оргалита, что служил мне крышей. Этот непрочный навес при помощи обрывка бельевого шнура, палки, и какой-то там матери, мне удалось закрепить между двумя гаражами. Так и ветра меньше и сверху не капает. Точнее, не капало.
– Вот и просиживание штанов в универе пригодилось, – чуть хрипловато вырвалось из меня.
Надо было вставать и разминаться. Моё тело ныло, хотя мне всего и тридцать. Да и замерз я порядком. Водки в заначке не оказалось. Может оно и к лучшему? Ведь вся эта катавасия из–за «синьки». С работы выгнали «по синеве» – просто взял, и на хрен послал того, кого не следовало послать. И друзья, поняв, что я за дерьмо, решили не пачкаться. Родители… Семья. … Да мне самому стыдно в глаза им смотреть…
Пошёл, слегка подволакивая правую ногу – опухшая связка ныло как последняя тварь. Мой обычный маршрут в поисках еды и каких-нибудь материалов, чтобы «дом» теплее был.
Заруливая за угол одного из крупных супермаркетов, я замираю, аки вкопанный. Нет, я всякое в жизни видел. И кровь, и кишки, и вот это вот всё. И драться приходилось. И били меня гурьбой. Но вот это – мой разум отказался принять.
Толпа здоровых подростков, человек шесть, дружно пинали лежавшее ничком тело. И только маленькая собачонка, размером с кошку, с яростью кидалась то на одного нападавшего, то на другого. В какой-то момент один из толпы «удачно» попал в голову избиваемому – тело перевернулось, и я увидел, что это… Ребёнок. Совсем ещё ребёнок.
– Вы что делаете, звери?! – я бросился в толпу.
– Отвали говнюк, – кто–то ударил меня в челюсть. Я пошатнулся и упал. В следующие несколько минут я почти ничего не помню. Только отдельные фрагменты. Вот – в моей руке появляется камень, кусок брусчатки, потом он летит в кого-то из нападающих, видимо попал – потому что подростки разбежались.
Тельце мальчугана было почти невесомым. Паренёк сжимал в руках собачонку, что уже, кажется, не дышала, и клочок бумаги.
– За что же тебя так, гаврош?
– Они сказали, что это – их магазин и подвал. А Джеку было холодно, – пролепетал заплетающимся языком мальчик.
– Как ты вообще. … На улице?
– Папа говорил, что от меня – одни проблемы. И мама заболела из-за меня.
– И что, сильно болеет?
– Сильно, – он закашлялся, и я решил до утра его не трогать.
– Эй, пацан, – я потряс мальчишку за плечо. Он не ответил, и лишь сильней свернулся в клубок. Я снял с себя поношенную кофту, и, укутывая ребенка, я случайно задел его лоб.
– Етить–колотить! Да ты – кипишь! – удивился я.
Дома. … В настоящем доме, у меня остался ребёнок примерно этого возраста. А мой покойный дед говорил, что чужих детей не бывает. Эта истина была впитана мною всей кожей.
Пса я похоронил за гаражами, а потом направился к цыганам. У них в одном из заброшенных домов была заначка. Это я точно знал. Мальчугана перед уходом я укрыл, как мог. Замаскировал, так сказать.
Зайдя в «аул», место, которые «держали» цыгане, я старался ни с кем не встречаться глазами. И уже думал, что всё, фартануло, и небольшая сумма денег уже лежала в моей ладони, как вдруг, по телу пробежала резкая холодная волна. Плохо соображая от боли, я наотмашь саданул локтём назад. И лишь потом повернулся. На полу лежал худой мужик с ножницами в руках. И да, ножницы были в крови. Тут, наконец-то, до меня дошло – свободной рукой я пошарил с левого боку, и поднес ладонь к лицу. С ладони предательски закапало.
– С-с-с-с-сука, – процедил я, и не твердым шагом двинулся обратно.
Опустим весь обратный маршрут. Как и то, каких усилий мне стоило дотащить еле живого от лихорадки ребенка в платную клинику. Охранник не пустил меня внутрь, а за мальчиком вызвал санитаров.
Пришедшим медикам я сунул деньги и клочок бумаги, что раньше всё время сжимал паренёк. Это была фотография его матери, напротив которой был написан телефон.
Когда двери приёмного покоя за пареньком закрылись, силы покинули меня. И я молча «сполз» на крыльцо. Подошёл охранник, закурил. Потом прикурил вторую, и, молча, дал мне.
– На кой хрен тебе это, болезный? – спросил он негромко.
Я сначала не ответил. Какое-то время, после пары затяжек, я сказал:
– Мне всегда говорили, все. Что я – дерьмо. И учителя, и на работе, и знакомые, и… все! Что я плохо учусь, что я хреново тренируюсь, мало работаю. Что я – плохой отец, отвратительный писатель и так далее…
Сил не осталось вообще. И я лёг на ступеньки. Холод мрамора меня не беспокоил.
– Точно знаю, что эти два дня я прожил не зря. И мне теперь есть, что сказать Ему…
«…Так не бывает в жизни
Пусть будет хотя бы в песне…»
25/17 – Почему не спишь…
Май 2019 г.
;