"Разговор с красноармейцем Волошиным Григорием Андреевичем".
К рисунку "Неизвестный солдат" из серии "Автографы войны"
Геннадия Доброва.
"А сам пошёл дальше осматривать комнаты. Захожу ещё в одну комнату. Смотрю, человек лежит – без рук, без ног, укрытый маленьким одеяльцем, на белой простыни, на подушке, всё очень чисто. И он только смотрит на меня, смотрит. А я гляжу на его лицо, и мне кажется, что это как бы молодой новобранец. Но потом понимаю – нет, он не такой уже и молодой, это просто лицо у него застыло в том состоянии, когда его контузило, и с тех пор оно не стареет. Он смотрит на меня и ничего не может сказать. А мне потом нянечки объяснили – он ничего не говорит, он контужен на фронте, его таким привезли откуда-то ещё давно, и документов никаких при нём не было – кто он, откуда, где служил… Подобрали его уже таким где-то на поле боя.
Я сейчас же побежал обратно к себе, взял планшет свой, бумагу, карандаш и прибежал обратно. Сел тут напротив и стал его рисовать. А он – как лежал в одном положении, так и лежит, как смотрел на меня, так и смотрит – ясным, чистым и каким-то проникновенным взглядом. И я его как-то легко стал рисовать, потому что я чувствовал, будто это мой брат, будто он какой-то мой родственник, будто это человек очень мне близкий. Я просто зажал зубами свои губы, чтобы они не кривились от боли и чтобы глаза не застилали слёзы, – и я постарался изобразить его как можно правдивее"
Художник Геннадий Добров 1974 год.
Остров Валаам.
- Погибшие лежат на поле боя...
Живые всё снуют и тут и там...
Один лишь ты укутан, как младенец...
Лежишь на острове с названьем Валаам...
Без рук, без ног, "безумный самовар"...
- Я не безумен. Я красноармеец.
Вы посмотрите пристально в глаза.
Там поле битвы. Выстрелы, разрывы.
Назад ни шагу! Позади Москва!
- И льётся с глаз там материнская слеза...
- Мозг мой бросает на врага гранату!
На фрицев в рукопашную идёт!
Стреляет он в фашиста с автомата!
Берёт в атаках он за дзотом дзот!
- Домой он письма из окопов шлёт...
- В родной деревне ждёт меня сынишка!
Жена мне пишет - только ты вернись!
Люблю тебя я! Дорогой мой, слышишь???
- И голос детский чудится - Очнись...
- А я уже накрыт взрывной волною!
Мне отрывает руки злейший враг!
Потом и ноги в бешенстве и злобе!
Контужен, уничтожен, фрицем смят!
Но в небо вдруг взмывается ракета.
Мои вдруг открываются глаза.
- И политрук откуда то из пепла...
- Кричит мне в ухо! - Позади Москва!!!
Я оставляю тело в вашем мире!
Опять мой мозг штурмует высоту!
Одна лишь мысль тревожит мои нервы.
Я не увижу больше сына и жену.
- И раз за разом повторяется картина...
- И мне не выбраться.
Я до последнего здесь вздоха.
- Мы в неоплаченном долгу перед тобою.
Прими от нас поклон, Солдат.
На Валааме ты лежишь, как изваянье.
К победе рвётся твердый ясный взгляд.
Лишь двадцать лет спустя из Казахстана в Карелию приедет к тебе сын. Поставит Памятник он "Неизвестному солдату".
Пропал ты без вести, как многие отцы...
P.S: Волошин Григорий Андреевич.
Дата рождения ............1910 год.
Место рождения Казахская ССР,
Кустанайская обл., Мендыгаринский
район. С. Михайловка.
Дата и место призыва Фрунзенский ГВК, Киргизская ССР, Фрунзенская обл., г. Фрунзе.
Воинское звание красноармеец.
Причина выбытия - пропал без вести.
Дата выбытия __. 03.1942 год
Дата смерти --------. 1974 год.
Место смерти. Карельская АССР.
Остров Валаам.
Вечная память.
1.10. 2019 год.
Я всё мечтал попасть в Никольский скит и несколько раз приближался к мосткам, которые вели туда. А потом увидел женщину, приходившую вечерами зажигать фонарь на бакене на этом островке. И я иногда стал её сопровождать. Мы шли вдоль всего скита и спускались с той стороны к воде, чтобы зажечь бакен. Он служил ориентиром для пароходов, по далёкому огонёчку на водной глади озера они могли определять вход в монастырскую бухту. Таким образом, я постепенно уже имел представление о том, что находится на этом Никольском острове. Там было психиатрическое отделение дома-интерната.Мне всё хотелось попасть на Никольский скит в отделение, где находились психически больные инвалиды. Это было не так далеко от моей монастырской гостиницы, и я даже несколько раз подходил к этим мосткам на Никольский скит. Но директор Иван Иванович Королёв сразу мне сказал: туда тебе нельзя. – Я спрашиваю: почему нельзя, Иван Иванович? – А он отвечает: потому что там психически больные. Ты же рисуешь инвалидов войны? А они теперь стали просто психически больными инвалидами. (Я думаю – а разве психически больные не могут быть инвалидами войны?)
Но обитателей Никольского скита я увидел ещё только подходя к понтонному мосту. В это время как раз туда подъехала повозка, на которой было написано «Хлеб», её тащила лошадь. И я смотрю – с острова отделились две фигуры с носилками, подошли к этой повозке. Возница открыл ящик на телеге и в короб на носилки начал выгружать хлеб для больных, много буханок. И потом говорит этим двум: ну, берите, несите (они всё стояли, смотрели). И вот один из них взялся за деревянные ручки и хотел тащить эти носилки с хлебом в свою сторону. Но и другой точно так же встал к нему спиной, взялся за ручки и стал тащить их в свою сторону. И таким образом они стояли на месте и никак не могли понять, почему они не двигаются, каждый был уверен, что вот сейчас они пойдут, нужно только немножко напрячься. Потом всё-таки они остановились, посмотрели друг на друга и догадались, что нужно идти друг за другом. После этого они пошли, и я двинулся за ними через мостик.
Мост на Никольский остров
На самом мостике стоял ещё больной, он держал в руках большой, но, видимо, не тяжёлый деревянный крест и время от времени этим крестом бил по воде. Ударит – крест погружается в воду, потом он его вытаскивает. Снова поднимает вверх и опять со всей силы бьёт по воде. А другой больной зашёл в воду и пытался воткнуть в дно этой протоки крест ещё большего размера. Вода идёт, а над ней крест возвышается. Вот так они забавлялись. Церковь стояла тут же недалеко на другом маленьком островке, куда тоже вели мостки.
Я пошёл к этой церкви. Некоторые больные сидели на корточках у дверей церкви и грелись на солнце. Стены снаружи, как и везде, были покорябаны, исписаны словами – то «Толик», то «Вася», то «Иван», разбитая дверь еле держалась на единственном навесе. Я зашёл внутрь. И первое, что увидел, – большой иконостас напротив входа. Только на самом верху сохранилось несколько прекрасно написанных икон (будто их недавно написали свежей краской). Они находились очень высоко, потому и спаслись от варваров. А то, что пониже, всё было выломано и разбито, вместо икон остались только дыры в иконостасе. Не знаю, куда делись эти иконы, может быть, утонули в Ладоге, в общем, внизу тут остались только две или три больших иконы святых во весь рост со свитками в руках в молящихся позах.
А сам пошёл дальше осматривать комнаты. Захожу ещё в одну комнату. Смотрю, человек лежит – без рук, без ног, укрытый маленьким одеяльцем, на белой простыни, на подушке, всё очень чисто. И он только смотрит на меня, смотрит. А я гляжу на его лицо, и мне кажется, что это как бы молодой новобранец. Но потом понимаю – нет, он не такой уже и молодой, это просто лицо у него застыло в том состоянии, когда его контузило, и с тех пор оно не стареет. Он смотрит на меня и ничего не может сказать. А мне потом нянечки объяснили – он ничего не говорит, он контужен на фронте, его таким привезли откуда-то ещё давно, и документов никаких при нём не было – кто он, откуда, где служил… Подобрали его уже таким где-то на поле боя.
Я сейчас же побежал обратно к себе, взял планшет свой, бумагу, карандаш и прибежал обратно. Сел тут напротив и стал его рисовать. А он – как лежал в одном положении, так и лежит, как смотрел на меня, так и смотрит – ясным, чистым и каким-то проникновенным взглядом. И я его как-то легко стал рисовать, потому что я чувствовал, будто это мой брат, будто он какой-то мой родственник, будто это человек очень мне близкий. Я просто зажал зубами свои губы, чтобы они не кривились от боли и чтобы глаза не застилали слёзы, – и я постарался изобразить его как можно правдивее.
Но рисование – это особый вид искусства. Здесь даже если хочется плакать, то не всегда можешь заплакать, потому что движется рука, одновременно наблюдаешь за пропорциями, за поворотами формы, за тем, как располагаются пятна на рисунке (свет, тени). В общем, мысль отвлекается от той необыкновенной жалости, которую, может быть, художник испытывает, глядя на свою натуру. Но у меня получилось, я его нарисовал. Хотя там и рисовать-то было нечего – на подушке лежала голова, а всё остальное закрывало одеяльце. И ноги у него отсутствовали, и руки – его укутали, и он лежал как какая-то кукла или маленький ребёнок.
Когда я этот рисунок сделал и отнёс к себе в комнату, как раз вернулся Королёв, директор интерната. Конечно, ему сразу доложили, что на Никольском скиту был художник, что он рисовал неизвестного солдата (я рисунок назвал «Неизвестный солдат»).
«Сегодня начал рисовать инвалида психохроника на Никольском острове. Рисую прямо в палате, где ещё 5 психохроников смотрят со своих кроватей на мою работу, только они не могут встать и даже что-либо сказать мне — так они слабы и больны…» (Из письма Г. М. Доброва жене 17.07.1974 г.)
[5] « Не знаю, молилась ты за меня или нет. Только я в течение 2-х с половиной дней начал и закончил рисунок инвалида на Никольском острове. Я считаю это большим успехом, как по времени, так и по тому, что я нарисовал. Сегодня же я целый день зеваю и сплю. Видно это разрядка после напряжения в работе на этом острове, где так всё необычно — и грустно, и смешно, и страшно…» (Из письма Г. М. Доброва жене 20.07.1974 г.)
Геннадий Михайлович Добров оказался одним из последних, видевших неизвестного солдата в Никольском скиту. В том же 1974 г. этот солдат скончался и был похоронен на Игуменском кладбище. Однако миллионы людей Советского союза увидели Неизвестного — уже на рисунке Г. Доброва. Посмотрели ему в глаза.
На Валаам стали приходить письма — русские люди стали узнавать на портретах Доброва своих родственников и друзей (или, может быть, хотели узнать?). Спустя 20 лет, в 1994 г., из Казахстана в Валаам приехал Николай Григорьевич Волошин. Он поставил памятник
на могиле «Неизвестного» — Николай узнал на портрете своего отца, Григория Волошина, который считался пропавшим без вести…"