И прошли года, и проходят еще года,
Только небо звенит, ярко-синее, как тогда,
Только небо помнит проволоки острый строй,
Так играй на ней, выплескивай громкий бой.
Обнажи, покажи подрёберный ясный свет,
Пусть темно в глазах, рукам пусть покоя нет,
Эта боль чиста, так допей же её до дна,
Не твоя вина, что пьянее она вина.
Эти чувства всплывают к горлу комком ножей,
Разорви его, как лоскут, а потом зашей,
Чтобы шрам вплетался на гриф золотой струной,
Чтобы встала она стеной меж тобой и тьмой.
Я не вижу борьбы, но я слышу её шаги,
В никуда уходит тепло из моей руки,
И кровит откуда-то, льются слова навзрыд,
А глаза полыхают пламенем, как костры.
Не хочу прощаться и вымучивать эпилог,
Пусть растут всё дальше из зёрен посевы строк,
Как полынная горечь, иссоп, вербена, багряный мак,
И под ними сгниёт и сгинет твоя тюрьма.
Затянулась зима, лёд жаден, он долго ждал,
Тянет мёрзлые пальцы – застывший в клинки металл,
Шепчет на ухо, жалит, приносит дурные сны,
Утоляя жажду древней как мир войны.
Но не бойся идти вперёд и плутать во мгле,
Я не в силах согреться, зато я смогу согреть,
Если сила в словах моя – значит, перо мне – меч,
И броня чернильная сможет тебя сберечь.
У истории этой не виден конец и край,
Время ходит по кругу, всё чётче проводит грань,
И пускай не знаешь: я есть и хочу помочь,
Я встаю с тобою, и бездна отходит прочь.