Я не стучу в ту дверь, и не звоню.
Я там забыла прежнюю себя.
Мне некого винить, и не виню,
Я редко прихожу и, теребя
Ватин, царапаю обивку лет.
Прикладываю ухо к щели зря.
В замочной скважине не вижу свет.
Лишь запахи, как бабочки, дразня,
Спешат наполнить высохший флакон
С притёртой пробкой, где на дне жасмин
Лежит медузой. Вечности закон –
Идти по жизни смертницей. От мин
С растяжками – всех промахов своих
Земли не видно, некуда ступить.
И зрелости печальной вечер тих.
В честь памяти я начинаю пить
Прокисшее вино своих потерь.
В нём собран урожай на лозах лжи
С пыльцою слов. Наркотиком: «Поверь!»
И глупых ожиданий миражи
Среди пустынь оазисом дрожат.
Их столько не случилось, что пора
Надежды лист, что памяткой зажат,
Порвать и сжечь в костре, где сон-трава.
* * *
Потерян ключ, а всё-таки иду
У двери на ступеньках посидеть,
Повспоминать наива ерунду,
И то, что преждевременно седеть
Заставило. И млечность звёзд в пробор
Дорогой снежной проложило путь.
Послушать стук чечётки – перебор
Иных шагов, что не дают заснуть.
И медной ручки рыжая петля
Цепляет пальцы, как чужой захват.
Воспоминаний невесомых тля
Объела до костей, а всё болят
Костяшки пальцев, что опять стучат
В ту дверь, что в доме Синей бороды.
Осиротелым выводком волчат
Скулят те годы. Плачут: «Где же ты?»