Садай Шакрели
ПЕСНЯ СВОБОДЫ
или
ПРОКЛЯТЫЙ РАЙ
(поэма)
Перевод с азербайджанского Андрея Галамаги
***
Я, опершись на смерть, поднялся
во весь свой рост, но и тогда
край мирозданья не увидел...
Мрак, затаившись в глубине,
еще не все окутал тьмою;
внутри мерцают светлячки,
и звуки стонущих шагов
доносятся наружу...
Как буквы азбуки, мой взгляд
неторопливо постигает
писаний темных криптограмму
в огнях тетрадного листа;
и сердце, бьющееся в клетке,
не разучилось до сих пор
любить и чувствовать,
дрожа
во мраке…
Земля вчера еще цвела,
но в цвете вздохов, в цвете ахов
не видно отношенья маков
к пурпурным флагам,
к алым флагам…
Я словно в Африке рожден,
судьба моя с землей смешалась,
это по вялым, одиноким
фиалкам видно…
Мой злой язык распух во рту
и сердце охватила ярость;
пучки отравленных частиц
из глаз метнулись –
в мирозданья
лицо безумное
в овале
старушечьих лохматых кос...
Во всполохах ночных огней,
в восходах сумрачных теней
лик заключенного всплывает.
Кто Родину покажет мне,
что стала дорогой темницей,
как грудничку дают увидеть
мать, что похожа
на страну мою,
лишенную границы?..
На воле стылая погода;
внутри меня печаль моя
замерзла, не найдя исхода;
застыл заледеневший взгляд
из-под насупленных бровей;
и лишь глаза с глухой тоской
глядят, как счастливы деревья…
Аллаха святы имена;
но имя моего отца
нежданно обернулось ссылкой;
Сибирь вокруг, куда не кинься,
Сибирь без края, без конца…
Здесь истина заледенела,
здесь я один, как мой Аллах,
но только никому нет дела…
Здесь в толще льда застыла скверна,
смешались жалобы со льдом;
и сладко-горькие замерзли
воспоминанья о былом...
Вселенная покрылась льдом,
не тающим в потоке грязи;
и БРАТА помутневший взгляд
с моим не встретился ни разу...
Здесь стынут на лету слова,
страшат безмолвные напасти,
бесплодны зрение и слух...
Березовые рощи тут
ночами корчатся от боли,
остывший мир – слепого сын
оставил им, истратив силы...
Глаза продрогли у небес;
и звезды сиротливый взгляд
с опаскою кидают сверху –
вокруг СИБИРЬ, СИБИРЬ, мой БРАТ,
начало жизни и закат.
***
Как невеста после брачной ночи
сразу же становится подобна
сотни раз просмотренному фото,
так мои надежды и грехи…
Боль блаженна и вкусна, как будто
треснувшие спелые гранаты…
Захмелеют от любви глаза,
только не от сна,
и сразу рухнут
все Аллаху данные обеты,
но прочтутся вновь судьбы приметы…
Колесу, скрипящему устало
на несмазанной оси, подобно,
голова вращается у мира…
Загалдят весенние потоки,
будто бы стихи без переводов,
на праязыке кричащих рек…
Вызреет любовь, одна, другая
из зачатков крохотных побегов…
Не в мечети, в церкви иль в святыне,
неприкаянный, стою поныне
там, где нет невинности в помине…
Тихая наполнилась округа
цветом разъяренных глаз быка,
и бурлит в беспамятстве потока
красная кровавая река…
***
Пшеница…
Людей первобытное семя –
Адама сгубившее яблоко
рождает кровавое племя…
Отец на посеве, на жатве
по-братски трудился с родными…
Засушливым летом
своими слезами
и потом со лба орошал он поля,
потом наполнял закрома и амбары
всем, что подарила земля…
Земля раскалилась,
потрескались грубые губы
у чахнущего села…
От голода харкали кровью младенцы,
с одной стороны веял ветер тифозный,
холерный – с другой…
Вдобавок законы, законы…
Отмерена лишняя пядь,
пошел лишний камень в постройку,
в конюшне безлунною ночью
тайком жеребенок родился, –
забудь о безоблачном сне…
Лишь глянул – со взгляда налог,
лишь пикнул – со слова налог,
с жены, и с детей,
и с тебя самого…
Уж тут не до знаний и не до учебы,
знай, шей покрывала
из пёстрых лоскутьев...
Еще и нагрянет любовь, не спросясь,
все в мире имеет свой счет, свою меру,
хоть верь, хоть не веруй…
Сгибаются спины, трещат позвонки
под грузом бетонным,
а заработок незаметный
водой утекает сквозь пальцы…
И тут же про хлопок, про сбор винограда
слагают бесстыжие оды поэты…
Утроба отравлена у матерей,
несчастные, мертвых рождают детей,
в отчаянье залиты кровью глаза,
день выткан из ада, и скрыться нельзя…
Вечер…
С грудью иссохшею мать…
Если стонет невинный младенец
в объятьях ее,
как Аллах может спать?
Дядя Асад, подкинь горсть зерна,
я его истолку, чтоб насытить дитя,
чтоб, наевшись, унялось оно…
Кто же ночью стучит
в позабытое Богом окно?
Дождь, текущий из глаз,
слился с жалкими каплями с неба,
глохнут, слепнут от голода люди,
кроха, просто ладонь протяни,
и что будет, то будет…
Тьму подвальную
если вы в силах, измерьте,
где каждый приговорен к смерти,
ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ…
Взял горсть зерна – СМЕРТЬ,
усердно работаешь – СМЕРТЬ,
любишь народ свой – СМЕРТЬ,
недоволен законом – СМЕРТЬ…
***
Поезд мчится сквозь потемки
деревянные вагоны,
вонь мочи и экскрементов,
всех – виновных и невинных,
суеверных и безбожных,
лишь слышны глухие вздохи…
Каждый враг себе заклятый.
Для того ль нас создал, Боже?
Но спросить никто не сможет…
Как животное в засаде,
кожа у него
да кости…
Он зовется человеком…
В доме ЧЕЛОВЕКА окна,
чтоб на мир глядеть свободно,
но в вагоне нету окон,
только узенькие щели…
И невидимые глазу
реки и леса без края,
гор хребты, равнин раздолья
вдаль уносятся бесследно…
Поезд ошалелый мчится,
чтоб с пустой землей сразиться,
лишь одна надежда длится,
искру зароняя в лица…
Человек – дитя ли ты Аллаха?
Сила Божья истекает из Сибири,
тот, кто был зачат родным отцом
срок отбыл в утробе материнской…
Этот предал дочь на поруганье,
этот мать кинжалом искромсал,
тот наказан за призыв к свободе,
этот смерти чудом избежал,
этот был глашатаем – поэтом,
тот жену чужую соблазнил,
тот идеалист – народолюбец,
этот утаил от государства
двух рожденных ночью жеребят,
этот шел, переступая трупы,
но и он себя не уберег,
а другой – беспомощный и слабый,
лишь печаль немых тысячелетий
тихо изливается из глаз…
Мой отец… председатель колхоза…
Наказание за прегрешенья разные –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
За ночные тайные намазы –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
Всем домой без спроса уходящим –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
За разбой и воровство сидящим –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
Всем поэтам, кто взывал без страха
к истине и к имени Аллаха –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
Всем не видевшим и очевидцам –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
За пучок травы, за горсть пшеницы –
СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!
Поезд с деревянными вагонами
не на тренировки и учения
узников уносит этих вдаль,
вырвавшийся из смертельных лап
доставляет умерших людей
не ко мнимой – к настоящей смерти.
По живым беспомощным мишеням
меткие стреляют мертвецы,
всё видавшие на этом свете
сыновья, и внуки, и отцы…
Никого не пощадил Всевышний,
лица искалечила война,
исказилось всё, что было свято,
облеклось в запекшуюся кровь…
Но отец, прошедший по дорогам
четырех военных долгих лет,
возвратился в дом, хранимый Богом…
***
Мир под увеличительным стеклом,
как буйвол раненый с кровавыми глазами
свирепые ветра гудят, как рев
верблюдов, обессилевших в пустыне...
Безгрешная земля лежит в крови,
воюют страны
и враждуют люди,
мир оглушен напором волн морских,
крушащего деревья урагана…
От взрывов, от безбожного огня
за облака спешат укрыться птицы,
лишь стон и плач разносятся вокруг…
Всё – голый нерв, распятый на кресте,
и ненависть вовсю дает побеги,
а смерть лелеет пастбища свои,
как дикие животные, народы
забыли суть своей божественной природы…
Смешалось всё, что носит имя Человека…
Гнев носит имя – Человек,
Месть носит имя – Человек,
друг друга обращают в прах
тобой рожденные, Аллах…
Непроницаемый туман окутал мир,
скрежещут танки по костям младенцев,
и лучшие на всей земле стихи
надежды больше людям не приносят,
в прах обратились светлые мечты…
Мальцы твердят: «Брат – брату враг,
И веры нет в тебя, Аллах!»
Лишь старшие хранят остатки веры,
так мать моя, от всех таясь,
читала в страхе свой намаз…
***
Отсеченная
и наколотая на штык
голова малыша говорит:
«Думал я, мы с тобою – одно, о Боже,
но ТВОИМИ руками взводились курки,
но ТВОИМИ руками стреляли стрелки,
и ТЫ был в сам в СЕБЕ – себе вопреки…
Окровавленный нож
ТВОИМИ руками
разлучал меня с жизнью,
с мамой, с отцом,
с Отчизной,
с ТОБОЮ…
Говорят, несказанны Твои имена,
но не стану молчать,
хоть на части кроши,
снова жизни лиши,
я поведаю всем,
что одно из имен – армянин…
В стороне, как с барана на бойне,
с меня кожу сдирают,
и со сладострастьем особым
вырывают глаза, что в слезах не успели
на ТЕБЯ наглядеться…
Так не ТЫ ли – те, кто убивает меня,
ТВОЕ имя твердя – презирая ТЕБЯ?..
А ведь только недавно соседка
бабушка Сирануш
называла сыночком своим,
внуку через меня посылала привет,
мне рубаху стирала,
в дому убирала,
и вдруг ее нет…
Всевышний, конец ли света настал?
Я из Ходжалы родом,
из края, где траур и страх
вместо праздничных одеяний
вместо радости и свободы…
Где Ты был, почему не явился,
когда взгляды к Тебе устремились,
когда души взывали к тебе…
Двадцатого дня – в январе,
Где же был Ты, где?
***
Весть растеклась холодной жижей,
над раем надругался ад
и над поруганной Отчизной
законный совершил обряд.
Вчера с сестры
был поднят брат,
а с дочери родной – отец,
печаль крадется по земле,
и нет ключа, и нет замка
чтоб усмирить молву.
Жизнь – череда кошмарных снов,
из детских сказок мы берем
и страх, и дрожь,
и лесть, и месть,
а мы теряем ранам счет,
и только кровь из ран течет.
Чего мы ждем, куда идем,
с лица смывает слез поток
все ожиданья и мечты,
и в будущее нет пути,
лишь грома треск и молний блеск,
бьет крупный град – то тут, то там,
и как нам к истине прийти,
ответь нам, праотец Адам.
От лихорадочных вестей
мы слепнем, слепнем день за днем,
как будто распахнулась дверь,
и вспышка
обожгла зрачки,
и нету сил, чтоб свет дарить,
и снова братом брату быть,
и вновь Аллаха полюбить…
Пускай затормозит Земля,
пусть время больше не идет,
на суше армии замрут,
на море сократится флот.
Витают чайки без хлопот,
а на земле народ снует,
и тонет в равнодушье мир,
кого ты другом называл –
теперь среди врагов узнал…
К чему с собой наедине
роптать, что в лицах нет огня,
их свет покинул навсегда,
и выродились племена,
и стран исчезли имена…
Чем дольше в зеркало глядишь,
тем меньше узнаешь себя,
всё в мире миф – рожденье, смерть –
бессмысленная круговерть.
Что проку спину прогибать
и на Аллаха уповать?..
На добром имени твоем
напраслина лежит пятном,
и не найдется никого,
чтоб уберечь от клеветы,
ты одинок, как твой Аллах,
и в зеркале твое лицо
тебе поможет Он узнать,
Его дыханьем сотворен –
ты как неповторимый храм,
и шаг за шагом познаешь:
Он – это ты, и ты – Аллах.
Со дня рожденья твоего
твой путь измерен до конца,
герой, желая умереть,
сам добровольно шел на смерть,
но чудо сберегло его,
вот это-то – страшней всего…
***
Родниковая, с колодцами до краев,
с чистыми морями, с тенистыми лесами,
с горами белоснежными,
с чащами чудесными,
черноокая Отчизна моя,
на семи ветрах столица твоя,
утомилась ты от стонов людских…
Каспий вольный, без края, без конца,
как же это случилось, что ты
свою силу до капли растерял?
Наполняется слезами пиала –
ты полна слез Отчизна моя,
солнцеликая Отчизна моя,
благодатная Отчизна моя,
как болезнью пораженный человек…
Наши села отравлены стоят,
на лозе засыхает виноград,
молодухи страдают на сносях
и рожают недоношенных детей,
с запекшейся пеной на губах,
чернобровые детишки растут,
только радости родным не несут,
у каждого скошены глаза,
каждый хром, несчастен, искривлен…
Нераскрытым лежит Святой Коран,
его суры не читает никто,
искривились родимые места,
будто воры заполонили всё,
мы ни слова не вымолвим уже,
только ядом воздух напоён…
Если вдруг младенец захворал,
его лечат материнским молоком,
но мужчины разбежались кто куда,
бросив жен, невест и матерей,
их, оставленных, бросили на кон,
на продажу отнесли на базар,
превратились в бесчестных подлецов,
Кельбаджар, Шушу и Лачин
оставили… и продали Агдам…
Стонет днем и ночью Карабах,
будто раком пораженный больной,
на чужбине гибнут старики,
став изгоями, судьбе вопреки,
чернобровая Отчизна моя,
с кровью черною Отчизна моя…
Нефтяная Отчизна моя,
миллионная Отчизна моя,
знать, белуги с черною икрой,
очернили перед миром тебя,
если власти ответа не несут,
то ни подкупы, ни взятки не спасут.
Да, такое в самом страшном сне
не увидят ни Габиль, ни Улутюрк...
Скажешь слово – хватают и ведут,
и в тюрьму бросают без суда,
где одно только право – быть немым,
а на улицах и площадях
под ногами в лужах и грязи
свобода растоптана лежит…
А в заокеанской стороне
прост закон – кто сильнее, тот и прав,
захлестнуло Японию волной,
всю Британию окутал туман,
смял арабов под себя Ислам,
метастазы по Ирану ползут…
Эх, побыть бы французом чуть-чуть
или немцем хоть немножко побыть,
спешил русского с коня коммунизм,
но и русский не хочет вешать нос…
То ли живы мы, то ли нет,
чувства наши оккупированы,
самобытная культура и быт,
и искусство оккупированы,
оккупированы наши голоса,
и к словам равнодушны небеса,
край родной оккупирован весь,
в оккупации и совесть, и честь…
Аварцы, лезгины, талыши
до конца стоят за свой народ,
курды, таты, хоть невелик их вес,
но не оставляют свой интерес,
тысяча народов мал-мала
глядят из-за каждого угла,
девчонка негритенка родила
цвета ночи, такие вот дела,
лишь проклятья разносятся везде,
где же мы, подскажите нам, где…
Искра малая рождает огонь,
полыхают повсюду костры,
с народом сплетается народ,
обычаи с обычаями,
с человечностью человек –
воедино сливается всё…
Отчего же Адам покинул рай?..
Мы, тоскуя по раю всю жизнь,
на столетиями пройденный путь
возвращаемся из последних сил,
чтоб детьми Адамовыми стать,
как подлинные сыновья…
Это ты, родной Азербайджан,
в венах кровь твоя столетьями течет,
тут от предков обычаи твой
напрямую к потомкам идут,
в твоих семьях, где рождаются сыны,
грандиозные справляют торжества,
преподносятся несметные дары,
чтоб безоблачно росли до поры…
Ненасытен человеческий глаз,
не могу покинуть дома от стыда,
деньги правят стариками и детьми,
мир скудеет, лишившийся любви,
как нам чувства живые возродить,
голос ада заглушает всё вокруг,
так, что кровь течет из ушей,
отличи же
от обряда обряд,
секту от секты отличи,
веру с верой перепутать не дай,
и народ с изувером не равняй…
Внук от деда получает свой талант,
обезьяне человеком не стать,
обезьяной конь не станет никогда,
по наследству троны перешли,
по наследству миллионы перешли,
нефть и золота тонны перешли,
все несметные богатства земли,
ну а мне в наследство муки перешли,
непрочитанные книги перешли,
нам двойной паек не перепал,
но смогли мы наши корни познать,
по уму, по чести, по стыду,
у кого еще такие есть
облик, гордость, достоинство и честь,
от любви родится сын на свет,
а расчета в том ни капли нет…
Мы с тобой – Адама сыновья,
и с Аллахом мы связаны все,
в нас во всех стареет ветхий Аллах,
старой девой хиреет Аллах,
Он таится под каждым цветком,
Он под древом засохшим молчит,
Его голос – в потоках вод,
а дыхание – в жизни людей,
человек – сподвижник ему,
поднимись-ка, братец, пойдем
к Адаму, и только к нему…
Сквозь коварства, уловки и обман,
сквозь причуды, чудачества и блажь
сквозь политиков, предавших народ,
сквозь диктаторов пройдем, не взглянув,
возвратившись сквозь град и сквозь снег,
через дождь, через бури, через смерть,
сквозь ветра ураганные пройдем…
Пусть разрушится Китайская стена,
Поднебесной ограда пусть падет,
мы к Адаму пойдем – вставай же, брат…
Многочисленностью страны горды,
но вода смывает материки,
будь вас даже – не один миллиард,
вам всей силою своей не напугать,
и числом нас не сможете сломить,
поперек горла станет наша кровь,
ну-ка – выйдем один на один,
не шакалы мы, чтоб стаями ходить,
не во сне мы подобны – наяву
одиноким – тигру и льву,
кеманча и тар звучат в нашу честь,
встань, к Адаму понесем благую весть…
Океан привольною волной
набегает и смывает порок,
так и мы омоемся теперь,
и проклятие снимется с нас,
мы забудем, где рай и где ад,
мы покинем на произвол судьбы
заповедные чащи и леса,
и фиалки оставим небесам,
отрешимся
от неприступных гор,
от Гек-геля – царицы озер…
Журавлиный клин, лети к судьбе, лети!
Встань-ка, брат, пора к Адаму идти.
...Говорят, и за Адамом есть дорога,
там воды, земли и воздуха – много,
там Аллах сзывает всех на торжество,
там начало и предел, и ничего –
кроме Бога, с Богом… после Бога…