Письма на перехвате, сложенные, отвлеченные
кодированные сообщения, радарные станции,
посты наблюдения харкают: Хр-пс,
слишком много пены, пена кровяная,
пена – сущий веном,
по инерции моментум яда надерусь,
а нужен спасательный плот за который уцепимся,
на котором плывут, имей в виду, на ветру, ветры ревут,
дунет беду, не потопи, океан не волны в атласе,
гримас страдания и неудовольствия,
глас глубокого балласта переплюнет нас
и стона не издаст. Безразличие
нарочитое показное, зато. Притворство, как цирк шапито.
Импресарио в синем кошмаре,
стеклорез стекляшку подарил,
сказал: «Чистый хрусталь, сам давил,
дул, точнее, покрывал слоем акрил».
Я запинаюсь, ты любил?
Красивое не нуждается в украшениях,
заменил Бога на слог,
но в итоге не синий смог садится тебе на плечо,
а позвонок ломится и от боли сердце течет.
Ломи, громи, без ласк Бога
утонешь в слоге, умирая с семи до восьми,
ты русский упрямый стереотип,
ищешь подвох, за подвох, за подтекстами,
спасаешься глупыми, глупыми бегствами
и ждешь, когда снова наполню кувшинок кувшин
молоком и медом для твоих щетин.
Много слов, Смирнофф, не надо
посторонних адресантов,
во всей России нашел Юэсэй,
самоубийства рекордсмен,
но если так, то давай плен пожизнен
стиснем, брызнем брызгами софиста,
София, Вера, и Любовь к нам так близко. Please come.
Письма на перехвате, сложенные, отвлеченные,
кодированные сообщения, радарные станции,
посты наблюдения харкают: Хр-пс,
слишком много пены, пена кровяная,
пена – сущий веном,
ты стоишь коленом.
Океан стоит колоссальным масштабом,
синим смогом над ним висит навес,
пир во время чумы, летним сезоном фиест
умирать чайки летят со всех мест.
Я тебе говорила, эта молчанка
прилетит и даст по шее с силой бумеранга,
ни один конфликт не стоит смерти. Страдая
ты убиваешь не себя, а синего кита.
Я хочу видеть естественную красоту
и давать тебе естественную красоту ню,
если плохо в кулак поплачься,
я хочу как есть воде купаться.
Ты просто охренел в своем психо-полете,
а я утонула в синей истоме,
и все бы с ним, но океан Еминем, о...