Козочкой и гусенком в детстве я дорожила,
радостной скачкой с ними в солнечных зеленях.
Козочка, как циркачка, планку брала, служила
мне за пучок морковки, в дружбу, а не за страх.
А гусачок явился в бедном гнезде у квочки,
в горстке яиц с обманной "лампочкой Ильича",
под курицей выводился гусельный одиночка.
Или он – лебеденок?! Как его величать?
Резво, пусть вперевалку, бегал за мной гусенок.
Верен был и опрятен, ласков и домовит.
На руки он просился, стал как ручной, ученый.
Я за уроки сяду – он на коленях спит.
Горькой была пропажа. Гусик сказался в нетях.
Раз отнесла в палисадник, – кот языком слизал.
В розовых флоксах наших грусти моей рассадник.
Ни перышка, ни кровинки... Лучше бы кто украл.
Святы картинки детства. Не умереть ребенком
значило – воплотиться в жизни в большую роль.
Но отчего так сердцу хочется возвратиться
в маленький сад с гусенком. От умиления – боль.
… А козочка подрастала, стала бодаться лихо
и на дыбы вставала, большенькая уже.
С ней я теперь не зналась, мимо ходила тихо:
круто она точила рожки "от Фаберже".