Он закажет себе акриды и дикий мёд
из всего меню. Он положит на стол блокнот.
И сухой рукой будет долго писать слова,
От которых, как от пощечины голова.
Прочитаешь — и сердце захочется вынуть вон —
У него лицо будто ветер со всех сторон.
Да и речь его — не дай Боже тебе слыхать!
Лучше сразу беги из дома, сломав кровать.
Но заходит Та, кому Слово — к стене горох.
Она рядом садится, думает: «Он неплох!».
Косы вьются змеями, желтый янтарь в глазах,
Для неё «нельзя» перетерто на пыль и прах.
Ей огонь смешон, не дающий ему молчать,
Своего сколь хочешь — можно не совладать.
Оттого танцует лучше любых богинь.
Он нахмурит брови, скажет: «Девчонка, сгинь!
Не хочу смотреть, не хочу говорить с тобой.
Убирайся вон и тревожить не смей покой!»
...Но она со смехом с тарелки берет еду,
Провести предлагает отпуск на берегу
Иордана.
Он недвижим и бел.
«Я там, глупая, был.
А тебе это всё зачем?»
Проведя языком меж пальцев, слизнула мёд:
«Как ты груб со мной! Не тревож чёрный омут вод.
Не буди дракона, что поглотит тебя».
«И тебе живою выбраться - не судьба» —
он на грани слуха молвит, закрыв глаза.
Она громко просит новый бокал вина.
...Тень от рамы ляжет, словно решетки тень.
Между ними стол. Завершается ночью день.
Звуки скорой рвутся, рвутся сквозь томный вальс.
А девчонка тащит за руку — танцевать.
Влажно шепчет на ухо, правду про жизнь свою,
Через семь покровов пестуя Пустоту.
Он высокий, жесткий, словно кусок скалы.
С неба звезды падают звонкие до земли,
Их железным блеском сорвана глухота —
И для слов проклятия не разомкнуть уста.
Если принял исповедь, то отпусти грехи.
Пара тел у стойки холодны и тихи.
Он целует в лоб её, бросив средь пьяных пар.
«А теперь, царевна, попробуй покинуть бар».
06-10-19