Я не знаю, будешь ли ты, мой мальчик,
бить любовницу или собственного ребёнка,
с наслаждением, зло, методично, смачно,
оставляя им синяки на бёдрах.
Тут же скажут: смотри на себя, папаша.
Ты вот, вроде, не бьёшь, а значит, что так и будет.
Экие дурачки, - я ответил бы им, - промашка.
Где ж вы только в такие туфли-наивочки-то обулись?
Впрочем, до идиотов мне мало дела.
Ты же, мой мальчик, умный. И это меня пугает.
Книжки читай, чтобы сердце однажды вдруг охладело.
Эти осколки зеркала всё обращают в камень.
Подойди ко мне, ты, небитый,
незашуганный, милый мой, что ж ты
встал, как вкопаный. Ну же... Быстро!
Ты не бойся. Чего трясешься?
Я бываю страшен. Не в гневе и не в занудстве.
В чём-то, что не назвать, не схватить ни взглядом
ни словами, ни утром ни пьяный вусмерть.
Просто рядом.