Мой друг, когда работал на Таганке,
Придумал съездить как-то за рубеж,
Чтоб привезти своей подруге Таньке
Чего-нибудь, но только «цвета беж».
Купил он «Волгу», типа «Ламборджини»,
Ей – «Запорожец», типа «Ягуар»,
Но как-то у Лоллобриджиды Джины
Решил остаться, сев на тротуар.
Оплакивали шибко мы утрату:
Аж, Танька трауром пренебрегла –
Сама ж велела «беж»… Да он в Урарту
Из-за неё б бежал! Не сберегла…
Уберегла его святая Джина.
Теперь он по ривьерам рассекал.
Чтоб не грустила, мановением джинна
Тот «Запорожец» Таньке переслал.
А Танька рассекать-то не умела
(Тогда в Москве никто не рассекал):
И только Танька в свой «Мустанг» уселась,
Как в тот же миг он с нею ускакал.
Сто двадцать сил унять не лошадиных
Могла лишь Муза лошадиных сил.
Уж, как их мерят – в ньютонах иль динах –
Но он её по всей Москве носил.
Лишь в вечеру она ко мне примчала:
Седок – не Джина, конь – не «Кадиллак»,
Как водится, я похвалил сначала
И внешний вид и не потухший лак.
Она, конечно, далеко не Джина,
Но ведь и я ей не Ален Делон,
Ей предложил лёд с тоником и джином,
Ему же кстати накачал баллон.
Галантностью моей сыта по горло,
Она разоблачилась донага,
А из меня такая месть попёрла,
Что я решил наставить ей рога.
Конгениально гениталии свесив,
Устроила она мне, видно, тест,
Но видя, что меня она не бесит,
Мне подала решительный протест:
«Из ваших уст прохладой веет ночи!» -
Как видно, расхотелось ей самой,
И вдруг, одеться постеснявшись очень,
Так, без трусов уехала домой.