(так, вольная фантазия…)
Царевна Востока
Восток. Метут пески.
Над головой разверзлась бездна ночи.
Мерцают звезды одиноко в вышине.
Пустыня плачет. Ветер воет.
В барханах караван
В предутренний рассвет
Печально, тихо тонет...
Я вижу: передо мною волшебный град лежит,
Жемчужина Востока.
И в синеве предутреннего неба
Белеют ясно купола его дворцов.
Они в потоках воздуха струятся,
К Аллаху возносясь незримо...
Взволнован я, вскипает кровь моя,
Как будто чуя гибель.
Пусть будет так! Я думаю о ней;
Я знаю: там она покоится средь роскоши дворцов,
Она, моя любимая царевна,
Звезда чудесного Востока,
К ней все мои мечты устремлены:
Ее увидеть - и умереть!
Ночь тает на глазах;
И в солнечной ладье
На синий небосвод
Восходит сонная Аврора.
Я утомлен дорогой.
С пути мне хочется напиться, отдохнуть...
Я отдыхаю на коврах,
Гашиш курится благовонно.
Передо мною девушка танцует:
Кружится, как отточенный клинок,
Кружится, изгибаясь дивно.
Ее движенья быстры.
Как гибок стан! Как движется живот!
Она танцует — и вьется белый шелк,
Как дым колеблется чуть зримо!
Она ступает быстро, мягко;
Мой взгляд и поцелуй летят вослед —
Там где ее нога лишь иногда
Слегка касается ковра.
Сквозь белый шелк
Горят ее раскосые глаза,
Чернее ночи, белее дня,
Огнем сверкают!
О непокорный взгляд!
С ума меня он сводит,
Он жжет меня — так рана ночью ноет!
Я утомлен. Сомкнулись сонно очи.
В зените Солнце.
Средь буйных трав сижу.
Меня ласкает нежно ветер.
Алеют маки предо мной.
От тяжести опали руки;
Кружится голова и клонится ко сну.
В туманной пелене передо мною все плывет...
На Солнце наркотик действует сильней;
Я сплю...
Под утро я пробрался во дворец.
Ночь лунная стояла.
Цикады стрекотали.
Фонтанчик сонно бил;
Текли размеренно его серебряные струи...
Прохладна ночь была.
В волненье я подкрался к ней.
Смотрю — передо мною в сладкой неге дремлет
Она — царевна чудного Востока!
Звезда мерцает в синеве предутреннего неба.
Лишь полумесяц молодой взирает на нее.
В саду, средь ароматных роз,
Под белым покрывалом,
Объятая восточной негой,
Тихонько спит она,
Чудесно спит,
Как малое дитя.
Ночь нежностью своей ее укрыла
И убаюкал легкий ветерок.
Сомкнуты сладко очи.
Лукаво вьется черный завиток,
Алеют губы, будто рана.
Уста сладки — вино так пьяно!
Сквозь сон улыбкой просияла;
Две ямочки горят — очарованья дар.
Незримо дух ее витает
И сон чудесный навевает.
Она так сладко спит!..
Я ею зачарован,
Я на нее гляжу —
И красота ее
Тихонько льется мне в глаза...
Любуюсь ею,
Как мать любуется своим дитя,
И не могу налюбоваться.
Она в моих глазах покойно спит;
Но стоит ей лишь только пробудиться,
Как в миг она
Царевной грозной воплотится.
Что ждет меня тогда?..
Моя любовь сейчас мне стоит жизни,
Но я готов испить ее до дна.
Я зачарованно сидел под звездным небом
И все смотрел, смотрел...
Не смея взгляда от нее отвесть.
Взволнованно дышал,
Мутились чувства,
Воображение носилось в вышине.
Не выдержав, я наклонился
И к ней уста свои примкнул...
Я трепетал, как мотылек,
И целовал...
Цветок прекрасный, влажный, нежный...
Нет никогда мне больше не испить того блаженства,
Что я испил тогда из уст ее!
Нет никогда мне больше не пережить того волненья,
Что испытал тогда! —
Блаженство на грани смерти!
Мгновенье — и она глаза открыла,
Просияла, как бутон,
Навстречу утреннему Солнцу.
Потом смутилась, меня увидев пред собой;
Неловко краской залилась,
Как роза юная зардела... и
Вспышка гнева лицо ей озарила:
«Кто тайную мою красу посмел узреть?»
Она вскочила, скинув покрывала,
И предо мною грозно встала,
Отставив в сторону чуть согнутую ножку.
Я видел пред собой богиню,
Прикрытую прозрачным шелком;
Шелк живописно ниспадал,
Волнуемый ночным зефиром,
И стройную ее фигуру обнимал;
Он счастлив был — ее он целовал!
Царевна гордо голову подъяла —
Зажглась, что юная заря, —
Подобно утренней Венере,
Восходит что на небеса,
И гневом просияла…
Да!.. Она и та звезда,
Что в синеве заутреннего неба
Мерцала одиноко в вышине,
Похожи были как две капли.
Я сжался в страхе перед ней
И пал к ее ногам.
Сейчас довольно было слова одного из уст ее,
Чтоб оборвалась жизнь моя.
И я, от страха трепеща,
Не смея докоснуться до нее,
Схватил край голубого шелка
И начал целовать самозабвенно,
К ней устремив свои глаза:
— Не губи, Царевна, сжалься!
Свою любовь я изливал, дрожа от страха;
Она, слова любви из уст моих услышав,
Тотчас смягчилась, —
В глазах ее спасительная искра заронилась,
И милостью был я вознагражден!
Вольна, в движениях подобна ветру,
Свободно она полулежала
В одежды белые облачена.
Ее ласкали вольно воздушные шелка.
Сияя блеском звездным,
Головку украшал венец.
Из-под него волной небрежной,
Как струи нежного фонтана,
Струились черные власы и,
Ниспадая, мягко шелка докасались.
На ножках, ниже щиколоток белых, нежных,
Обуты были туфли дорогие,
Богато росшитые златом,
С носами, загнутыми кверху.
Полулежа, душа моя, царевна отдыхала;
Глаза ее лучились томным блеском.
Я перед нею на коленях изнывал;
И сонный взгляд ее
На мне тихонько почивал...
Вдруг, будто пробужденный зверь,
Она движеньем быстрым озарилась —
И недовольно на меня взглянула, —
Будто наказала,
И ножку царскую подняла,
Стопу согнув,
И вольно туфельку свою
Поставила мне на главу...
И надавила царскою пятою:
— Послушен будь!
И я, лицом прижавшись к ее ноге,
В знак послушанья, содрогаясь,
Смиренно внял ее стопе,
Целуя туфлю в трепете и страхе…