Темные стороны натуры

Ганебных
    В  детские годы в  поселке, где я жил, электричества не было.  Люди  обходились керосиновыми лампами. Теперь такую лампу можно найти только в музее. На моей  памяти  керосиновую лампу в нашем доме меняли  дважды, вторую пришлось нам купить после того, как на стол  упало что-то тяжелое. Стекло разлетелось вдребезги, бок у лампы  помялся неизлечимо, горелка из корпуса вылетела и выплеснувшийся керосин вспыхнул. Это маленькое происшествие едва не  переросло в пожар, и  я,  помню, страшно перепугался и не  лез больше к  ней,  пытаясь сделать пламя поярче.  Новая лампа была десятилинейная, я и сейчас не  могу объяснить, что это значит. Мне  сказали, что старая  была семилинейная, а эта будет поярче. Я был очень рад, что у нас появилась новая блестящая лампа. Больше в доме красивых вещей не было. Разве только мутное зеркало на стене.

   Лампа - это символ вечерних сумерек.  Когда за окном тьма, а в углах  остается полумрак, от нее идет свет и тепло, а  вверх поднимаются  угар и копоть. Когда появляется чад,  воздуха не хватает и начинает нестерпимо болеть голова. Недаром лампу так и называли, коптилкой.   Ее место  - посреди стола, а на потолке над нею черное пятно. Бабушка  пыталась  с ним бороться, но без успеха,  пятно появлялось снова и снова.

   В детстве у меня  было немного друзей. Со мной играла одна девчонка,  звали ее Настей, но девчонка разве  друг?  И я ей не шибко друг, и она  мне не очень подружка. Ей все время  хочется в куклы играть,  а у  меня из картонки  самолет, я бегал  по двору, лишь иногда погружаясь  в проблемы семьи, где  считался отцом  ее кукольных детишек. Я для нее  был, наверно, тоже большой куклой.
 
   Помню, однажды к нам  в гости пришла знакомая мамы и привела с собой мальчика.  Он был старше меня, и  у него в руках была половина подсолнуха. Он часть семечек сшелушил мне.  Мне это очень понравилось, ведь так и поступают настоящие друзья. Но он не очень запомнился, он больше   не появлялся, а мне хотелось с ним   дружить.

    Неспроста я начал разговор про лампу. Осенними вечерами темнеет рано. Вокруг нее у нас в собирались соседки. Вечер – время отдыха. Это означает, что все  дневные работы уже  сделаны.   Не было у нас  радио,  газеты попадали в дом редко и то только лишь  потому, что  мужики  из газет крутили  самокрутки. Зато  было общение, соседи жили дружно, часто помогая друг другу. Они собирались не по часам, а по вечернему свету. Заходили, здоровались, крестились на икону Николы-чудотворца и все поначалу  говорили о погоде. На столе стоял самовар, я был тоже за столом, потому что иногда к чаю ставили пряники.

     Я читать еще не умел, мне было  около шести лет. Зато я уже умел считать до десяти. Кто меня учил? Конечно, бабушка. Книжек в детстве я не  видел. Бабушка  не умела  читать, потому что  даже в церковноприходскую школу не ходила. Всех букв  она и сама, пожалуй, не знала.  Но  она была великолепная рассказчица, знала множество историй, поэтому  и приходили к нам соседки посумерничать.  Взрослые  вели долгие разговоры, под них я засыпал, и в моем  мозгу продолжались роиться страшные истории. Таким было мое дошкольное образование и воспитание. Один из таких вечеров глубоко запал в память.

    Бабушка решила показать, что внук не лыком шит. - А Колька уже считает, -сказада она. - Ну-ка,  сосчитай!
    Я бодро вскочил, отбарабанил до десяти, и замолчал  - А дальше?.. - стали подбадривать меня женщины. И тут я вызвал всеобщий смех. Я сказал:   - А зачем? Зачем еще  считать-то?  Десять - это и так  уже много!..

   Надо  сказать, бабушка учла свою ошибку и на следующий день  стала  меня учить   считать дальше.  Скоро я уже считал до ста. Мне хотелось, чтобы меня слушали, как я буду считать до тысячи, но охотников  слушать не находилось... Но когда меня спрашивали, сколько ложек на столе, я говорил просто: много.

   В этот вечер я сидел  смирно, пытаясь  вникнуть в беседы взрослых.   Среди всех соседей  тетка Анна сильно выделялась, историй она тоже знала  много, рассказывала интересно  и слушали ее со вниманием.

   Вот что я  запомнил. Зашел у них разговор о чем-то не очень мне понятном. Стали говорить про Степана, у которого большой дом, и что он богато живет.  Потому что подворовывает, сказал  кто-то, у него лошадь есть, и он сено летом на телеге, а зимой на санях возит.  Многое за Степаном замечают.  И мне в память врезались слова тетки Анны, когда  она  сказала: "Таковы уж темные свойства натуры".   Сказала, и все  сразу заинтересовались, что это такое? - «да пятна темные на душе» - пояснила она.  И разговор как-то сразу утих, не захотели  люди  про темные пятна души говорить.

   Дальше расскажу  историю про подсолнухи. Она сама  собой  возникает. Не росли подсолнухи  у нас в огороде. Уж больно они землю сушат, картошка рядом хорошая не родится. А соседка тетка Анна  их любила, - тетку «за глаза» звали   хохлушкой, - и подсолнухи у нее на родине всегда в большом почете. У нее в огороде подсолнухи  росли  в картошке, на боках между грядами.
 
   Между нашими огородами забора не было, а шла широкая, заросшая травой межа. Но мне строго-настрого было сказано, ее  переходить нельзя. Чтоб я в чужой огород не ходил. Мало ли, пойдешь за огурцами!

    И вот  дня через два после прихода моего друга где ползком, где  мелкой рысью  перебрался я через межу и оказался в канаве между  грядами, возле большого подсолнуха.   Я пригнул стебель и попытался оторвать корзинку от стебля. Попробуй докажи потом, что это сделал я. Но не тут-то было. Дело это было мне  не по силам.  Я пыхтел, кряхтел и вдруг возле себя увидел дядю Василия, мужа Анны.  Он стоял и смотрел на меня. Я оторопел и не знал, что делать: то ли от него бежать,  то ли  дурным голосом зареветь. А он оторвал корзинку подсолнуха и подал ее мне. Взял меня за руку и повел меня к выходу с огорода на улицу, через задние и передние ворота. Я шел, понимая, что сейчас меня приведут к бабушке, и вся улица будет знать о моем позоре. Я только в этот момент окончательно  понял, что я  мелкий  воришка. Я держал в  руке огромный как колесо подсолнух и стыд разбирал меня. Дядя Василий вывел меня на улицу, отпустил руку и сказал:
- Ступай!

    Я побежал домой.  Подсолнух жег мне руки.  В  дом занести  его я не мог, я  спрятал его на сарае и до темноты не появлялся  в доме.

    Минуло несколько дней, но стыд не проходил.  Бабушка заметила неладное, спросила, что со мной.
- Бабушка, а дядя Вася тебе ничего не рассказывал?
- Нет, а что случилось?
- Да так,-  сказал я и вышел во двор.
На подсолнухи больше глядеть не хотелось.
 
   И я  вспомнил  разговор про темные свойства натуры.  Я понял, что на моей душе появилось  черное пятно. Я, конечно, бывало  шалил, но воровать! Этого со мной не случалось  О, как это мучило меня!
  Это было раскаяние. Я не понимал, что надо делать.  Было настолько стыдно, что я голову не мог поднять от земли.

И вот, увидав на улице Василия Максимовича, я подбежал к нему и сказал:
-  Прости!...

   Случай так и живет в памяти с детства. Я всегда вспоминаю разговор о чистой совести.   Очень важный для всех нас  сейчас  разговор.