Вот уж воистину прав был тот, кто сделал такой вывод, что замуж выйти не напасть, а как бы замужем не пропасть. Зина замуж выйти не спешила, и когда к ней, двадцатилетней девчонке, посватался работавший с ней в одной бригаде симпатичный слесарь, она тут же ему отказала. Объяснила это тем, что еще не готова к семейной жизни, и на приданое не заработала, и жить им будет негде. Парень уверял ее, что все проблемы вместе потом решать будут, но Зина была неумолима. В конце концов, терпение у парня лопнуло, он отстал от Зины, а через некоторое время женился на другой девочке из их же бригады. Зина не раз наблюдала, как счастлива молодая жена, как светятся ее глаза, когда муж проходит мимо. Где-то в глубине души она начинала им завидовать, думала, что наверно зря она отказалась выйти замуж, но жалеть было уже поздно.
И вот она встретила, как ей показалось, свое счастье. Встречались больше года, потом решили пожениться. После того, как расписались, уехали жить к матери мужа в глухую вологодскую деревню. Зине было жалко расставаться с городом, с комбинатом, на котором работала, с бригадой, но муж ни в какую не хотел оставаться в городе, и настоял категорически на переезде в деревню.
- Чего ты боишься в деревню ехать? Работы там полно, и тебе место найдется, и мне. Да и мать в деревне одна совсем. Трудно ей одной.
Зина прекрасно знала деревенскую жизнь, сама до шестнадцати лет жила в деревне. И, сравнивая ту жизнь и теперешнюю, понимала, что она теряет ой как много. Но что поделаешь, жена должна с мужем быть.
Свекровь Зину приняла хорошо, оказалась она женщиной добрейшей души, только вот показалось Зине, что хозяйка она была никудышняя. Нет, дом она содержала в чистоте, а вот огород у нее выглядел не очень. В огороде была посажена только картошка, и больше ничего. Хозяйства она тоже никакого не держала. Зине было удивительно это, ведь у ее матери было всегда хозяйство. Мать держала корову, кур, в доме всегда была еда. Даже в самые трудные военные и послевоенные годы семья, хоть и жила впроголодь, но побираться не ходили. И из шести детей, а самая маленькая родилась уже во время войны, когда отца убили, никто не заболел и не умер. Все выросли.
У свекрови есть было практически нечего. Завтрак обед и ужин состоял всегда из одного и того же блюда: варилась картошка в мундире, очищалась, разминалась и заливалась горячей подсоленной водой. Ели это блюдо вприхлебку. Хорошо, что еще в доме был хлеб.
В городе Зина зарабатывала достаточно не плохо, и на еду денег хватало. Она могла себе позволить и суп с мясом, и молоко купить, а кроме того в заводской столовой их кормили хорошо. За время жизни в городе Зина поправилась. Нет, она не располнела, но была такой слегка пухленькой, с прекрасной фигуркой. Теперь же, спустя несколько месяцев жизни в новой семье, она похудела настолько, что ее только что ветром не качало. Счастье пришло тогда, когда Зина устроилась работать на маслозавод. Хоть в те не далекие от войны годы с продуктами было еще не очень хорошо, но на работе Зине можно было выпивать стакан-другой молока, или съесть кусок хлеба с маслом. Тем более что когда товарки ее узнали, что она в положении, стали ее еще больше жалеть и подкармливать. Дома есть ненавистную картошку с соленой водой и хлебом Зина уже не могла, что вызывало у мужа раздражение. Хорошо, что свекровь вовремя сообразила, и сказала, что у беременных так бывает: они то совсем есть не хотят, то подавай им редьки с медом, или меда с дегтем.
Благодаря тому, что питание у Зины улучшилось, девочку она родила с нормальным весом. Но рожала трудно, целых трое суток – сказалась видимо не очень легкая работа.
В декрете Зина была всего две недели. А потом надо выходить на работу. А маслозавод был в соседнем селе, в трех километрах от деревни. Кормить ребенка не набегаешься, да и свекровь работала еще. Правда работала она уборщицей в сельсовете, поэтому посидеть с девочкой могла. Но ведь ребенка надо грудью кормить. С каким тяжелым сердцем пошла Зина на работу после декрета – один Бог знает. Чтобы не пропало молоко, она постоянно бегала в подсобку сцеживаться. А вечером, когда прибегала с работы, как можно скорее старалась накормить ребенка. Но после нескольких недель она стала замечать, что молока в груди становится все меньше, девочка почти всегда была накормлена свекровью козьим молоком, которое специально брали у родственницы свекрови.
Зина очень переживала по этому поводу. Ей очень хотелось уделять ребенку как можно больше внимания, но после работы надо было постирать, и не только пеленки, приготовить ужин, да мало ли дел у женщины, которые надо успеть сделать. Когда девочка была мокрая и начинала беспокойно ворочаться в своей кроватке, Зина все бросала и бежала к ней, чтобы перепеленать, но свекровь властно отстраняла ее и делала все сама. Зина ужасно ревновала свекровь к ребенку. Как будто это ей она родила девочку. Но ее воспитание и мягкий характер не позволяли перечить свекрови. И она терпеливо отходила в сторону и шла продолжать делать неоконченные дела.
Осенью свекровь совершенно случайно узнала, что существует такой порядок: если женщине исполнилось пятьдесят пять лет, а мужчине шестьдесят, то они могут оформиться на пенсию. Выяснила она это так – на столе у председателя сельсовета она прочитала оставленную им бумагу о том, что до сельских жителей, достигших пенсионного возраста надо довести информацию о том, какие документы им надо подать для получения пенсии. Женщина она была грамотная и сразу сообразила, что это может касаться и ее, потому что ей уже как раз и было пятьдесят пять лет. Два дня она ничего не говорила председателю сельсовета о том, что прочитала бумагу. Потом улучила момент, когда он был в хорошем расположении духа и начала издалека:
- Иван Пантелеймонович, а расскажите мне, что такое пенсия. Я вот слышала,
что людям пенсия какая-то положена.
- Ты что это, Лида, выдумала? Какая такая пенсия? Нет никакой пенсии.
- Нет, есть, Иван Пантелеймонович. Мне сестра из Вельска написала, что у них все на пенсию оформляются, кто по возрасту подходит. Я вот тоже подхожу. Только вот не знаю, где ее оформить.
- Ладно, Лида, раз ты в курсе, то скажу тебе, куда надо обращаться. В район тебе надо ехать, там пенсии оформляют. А кто работать тут будет, как ты уйдешь?
- Так невестку мою, Зину поставьте. У нее ребенок маленький, а она за три километра мотается на работу.
- Ну, можно. Оформляйся.
Так Зина и стала с осени работать рядом с домом. И свободнее стало ей. Уйдет раненько утром на работу, уберется в сельсовете, и весь день дома с ребенком.
В октябре муж уехал на курсы киномехаников, аж на целых полгода. Следом и свекровь засобиралась в Череповец к дочке. Она теперь была наконец-то человек свободный, собралась и уехала. Зина осталась с дочкой одна.
Сначала все шло хорошо. Зина по утрам заворачивала спящего ребенка в одеяло и шла убирать в сельсовете. Растапливала там печи, мыла полы. Девочка сладко спала прямо на столе председателя. Когда уборка была закончена, Зина шла с девочкой домой, делать домашние дела.
Дома тоже надо было протопить печь. Утром топилась большая печь, вечером маленькая, лежанка.
Прошло полтора месяца, как уехала свекровь, когда Зина получила от нее письмо. В письме она писала, что ей в городе очень понравилось, приняли ее тут хорошо, и она решила остаться до весны. Потому что внучек, девочек своей дочки Зои, она из школы встречает, и покормит их, пока родители на работе. В общем, там она нужнее. Зину это письмо не особо расстроило, ей ведь не очень тяжело было с ребенком при такой удобной работе.
Еще через месяц Зина забеспокоилась о том, что у нее скоро закончатся дрова. Муж приедет еще не скоро, месяца через два с лишним, а дров осталось совсем с гулькин нос. И что она с грудным ребенком будет делать в нетопленной избе посреди зимы? Как тут быть? Две ночи Зина не спала, все ворочалась с боку на бок, даже плакала от безысходности. Дрова таяли на глазах. Вот их уже оставалось дня на три.
- Ты что, Зина так плохо выглядишь? Заболела, или с девочкой что, - поинтересовалась тетя Лиза, сестра свекрови, когда утром Зина пришла за молоком для ребенка.
- Нет, не заболела, и с девочкой все нормально. Вот только я не знаю, что мне делать. У меня дрова кончились.
- Как кончились? И что, совсем в нетопленной избе ночуете что ли?
- Да нет, пока еще топлю. Но дров дня на три осталось. А что потом делать я не знаю…
И тут впервые Зина расплакалась при постороннем человеке.
- Ах, они бесстыжие, Лида с сыночком! Разъехались себе, живут в свое удовольствие, а молодицу с дитем без дров оставили. Стыд невиданный!
Ладно, чего-нибудь придумаем. Иди пока домой.
Зина выплакалась, и ей как будто стало легче. А еще тетя Лиза вселила уверенность в то, что не оставят ее с бедой наедине, помогут решить проблему. Дома она схватила расплакавшуюся дочку на руки, прижала ее к себе, и снова принялась плакать навзрыд. Но, как известно, слезами горю не поможешь, дров в сарае от этого больше не станет. И тут Зину осенило. Чего же она так убивается. Ведь лес не за горами. Можно же дров в конце концов и на санках навозить, вот только дочку пристроить на несколько часов надо куда-то. Она быстренько оделась и снова побежала к тете Лизе – попросить посидеть с девочкой.
Было время обеденного перерыва, и муж тети Лизы, Петр, который работал бригадиром, как раз пришел на обед. Зина чуть не с порога начала уговаривать тетю Лизу завтра посидеть пару часиков с дочкой, пока она съездит в лес за дровами. Хоть пару санок привезет, а это дня на три хватит. А потом еще съездит. Глядишь, и выйдет из положения.
Дядя слушал ее сбивчивый рассказ и ничего не мог понять сначала. Потом до него дошло постепенно, в чем суть проблемы.
- Ты вот что, девка… Ты с лошадью умеешь управляться?
- Умею…
- А с пилой и топором?
- Тоже умею. Деревенская ведь.
- Тогда вот чего. Ты завтра Валю принеси к нам, Лиза посидит денек. А сама пойди на конюшню, возьми лошадь. Я конюха предупрежу. На лошади-то больше дров привезешь. Хоть не на три дня.
И тут дядя тоже крепким русским словом помянул нерадивого племянника и матушку его.
Домой Зина летела на крыльях. Теперь уж точно они не замерзнут. Ничего, что дрова сырые будут. На первое время на растопку будет те, оставшиеся сухие беречь, да каждый день на печку класть в запас, чтоб подсыхали.
Утром, едва начало светать, Зина собрала дочку и отнесла к тете Лизе, а сама понеслась на конюшню. Там ее уже ждала запряженная в сани-розвальни лошадь. Зина заехала домой, взяла пилу, топор, веревку, лопату и двинулась в сторону леса. До леса было километра полтора, дорога наезженная, поэтому лошадка бежала резво.
День выдался солнечный, но морозный. Даже за эти полтора километра сидевшая в санях Зина успела промерзнуть до костей. Но когда начала работать, ей стало так жарко, что пот градом катился по ее спине под фуфайкой.
Снега намело уже столько, что вглубь леса проехать на санях было совершенно невозможно. Надо было выбирать деревья как можно ближе к дороге. Зина была довольно хрупкого телосложения, потому и деревья надо было выбирать, чтоб они по силе были. Она оценивающим взглядом оглядела стоящие почти у самой дороги березки, наметила, какие следует спилить и начала работать.
Пилить с корня одной оказалось неудобно. Пришлось срубать березки топором, затем обрубать сучки и только распиливать их на кряжики, что бы было легче носить.
Первые два воза дров Зина привезла засветло. Третий везла глубоким вечером. Сбросила дрова с саней, погнала лошадь на конюшню. Конюх прочитал ей мораль, что лошадь голодная целый день, на что Зина возразила, что лошадь она кормила, сено брала с собой. Что сама она весь день не взяла в рот маковой росинки, об этом она умолчала.
Надо было поторопиться забрать дочку от тети Лизы, а ноги у Зины не шли. Они стали ватными, впрочем, как и руки. Домой она шла, казалось, целую вечность. В избе за день сильно выстыло, печку Зина затопила, сварила ребенку каши, накормила, положила в кроватку и просто рухнула на кровать, не раздеваясь. Проснулась она от того, что заплакала девочка. Зина еще и не сразу сообразила, что происходит. Но ребенок плакал все настойчивее и настойчивее. Зина еле разлепила глаза. В избе было достаточно светло от ярко светившей в верхней части рамы луны.
Все тело ее, каждая его клеточка болела нестерпимой болью. Особенно болели руки. Зина, превозмогая боль, стиснув зубы, поднялась с кровати. Нашарила в темноте спички, зажгла лампу. В избе было прохладно. Зина глянула и с ужасом обнаружила, что не закрыла трубу после того, как протопила печку. Все тепло улетучилось наружу. Она посмотрела на настенные часы-ходики. На часах было семь.
- Утра или вечера? – рассеянно подумала Зина. Потом она начала вспоминать и раскладывать по полочкам события прошедшего дня. И пришла к выводу, что утра. И от того, что тот тяжелый день прошел, что она сумела преодолеть такую преграду на своем пути, что они с дочкой теперь не замерзнут от холода, потому что во дворе лежит внушительная куча, пускай пока еще не расколотых, дров, ей стало спокойно и радостно на душе. Зина вспомнила, что вчера, когда она рубила дрова, она приглядела маленькую пушистую елочку.
- Надо сходить за ней, а то кто-нибудь срубит раньше меня. А я ее поставлю, украшу снежинками ватными и бумажными, конфеток повещу. Пусть Валя порадуется. Это ведь первая в ее жизни елка будет.
О том, что Валя еще ничего не понимает в елках в свои полгода, Зина не думала.
Она быстро растопила печку, через некоторое время по дому растеклось желанное тепло, в избе стало уютно и спокойно. Дочка сладко спала в кроватке, Зина оделась, взяла топор, прикрыла дверь на замок и пошла за елкой. Новый, 1958 год они с дочкой встретят у елочки с жарко натопленной печкой.
09.10.2019