Белолобый. По рассказу А. Чехова.
Первая часть.
Голодная волчица встала,
Чтоб на охоту там пойти.
Её волчата трое, спали,
Грея друг друга, кучкой спя.
И облизавши их, волчица,
Медленно побрела от них.
На улице был март весенний,
Но по ночам холод стоял.
Трещали с холода деревья.
Как в декабре в ночи ещё ж.
Едва язык высунешь, сразу ж,
Как начинало тот щипать.
Она была слабым здоровьем,
И мнительной ещё ж к тому,
Вздрагивала с малого шума,
И о волчатах в думах вся.
Следов уже она боялась,
Человеческих, лошадей.
Дороги тёмной там в навозе,
Пни и дрова пугали ту.
И ей казалось, что в потёмках,
Там за деревьями стоят,
Люди. И где – то там за лесом,
Воют собаки чуя ту.
Она была немолодою,
С ослабленным уже чутьём.
И лисий след уж принимала,
Там за собачий иногда.
Сбивалась иногда с дороги,
Что не случалось раньше с ней.
На телят, и крупных баранов,
Уж не охотилась она.
И лошадей та обходила,
Что с жеребятами там шли.
Одною падалью питалась.
А свежим мясом, лишь порой.
Только весной, зайчиху встретив,
Детёнышей у той забрав.
Иль к мужикам в хлев забиралась,
Ягнят там маленьких схватив.
Недалеко было зимовье,
Примерно в четырёх верстах,
От логова этой волчицы,
Там проживал сторож Игнат.
Ему под семьдесят там было,
Который кашлял там всегда.
И говорил он сам с собою,
Обыкновенно, ночью спал.
А днём с ружьём бродил по лесу,
Посвистывал на зайцев там.
В механиках служил он раньше,
Прежде чем встать кричал себе:
«Стоп машина!» А прежде чем идти дальше: «Полный вперёд!»
При нём всегда была собака,
Большая чёрная. Она,
Была породы неизвестной,
По имени – Арапка, та.
Когда вперёд та убегала,
Старик кричал ей «Задний ход!»
Иногда пел, сильно шатаясь,
И часто падал там, крича:
«Сошёл с рельсов!» (Волчиха думала, что это от ветра).
Волчица помнила, что летом,
И в осень, у зимовья там,
Паслись баран, и две там ярки,
То, молодые овцы там.
Когда недавно пробегала ж,
Мимо зимовья - слышала,
Будто в хлеву блеял там кто –то,
И вот теперь сюда пришла.
Сюда придя, соображала,
Что уже март. В хлеву уже,
Ягнята быть там, непременно,
Голод мучал сильно ж её.
О том думала та волчица,
С какою жадностью она,
Будет там есть того ягнёнка,
Защёлкали зубы с того.
Глаза ж светились там в потёмках,
Как два огонька в темноте.
Голод вперёд гнал ту волчиху,
Настолько голодна была.
Окружено было зимовье.
Высокими сугробами.
Тихо кругом. Видно Арапка,
Спала там под сараем уж.
Взобралась она по сугробу,
На хлев и стала разгребать.
Лапами, мордою там также,
Соломенную крышу ту.
Гнилая та была и рыхлой,
Едва не провалилась там,
Волчица. И тут прямо в морду,
Пахнуло тёплым паром там.
И запахом навоза, также,
Овечьего там молока…
Внизу почувствовав вдруг холод,
Ягнёночек заблеял там.
Прыгнув в дыру, она упала,
Лапами, грудью там своей,
На мягкое, тёплое что – то,
Должно быть на барана там.
В хлеву вдруг что – то завизжало,
Залаяло и залилось,
Подвывающим голоском там,
Овцы ж шарахнулись к стене.
Волчица же, тут испугавшись,
Схватила, что попалось ей,
Первое в зубы. И скорее,
Из хлева бросилась та вон…
Бежала, напрягая силы,
Арапка же в этот момент,
Уже почуявшая волка,
Неистово выла взахлёб.
Кудахтали в зимовье куры,
Игнат же, выйдя на крыльцо,
«Полный вперёд!» - кричал кому – то,
«Пошёл к свистку!» - и сам свистел.
(Он свистел как машина, и потом го – го - го – го!...
И весь этот шум повторяло лесное эхо).
Вторая часть.
Мало – помалу всё затихло.
Волчица успокоившись.
Замечать стала, что добыча,
Твёрже была и тяжелей.
Чем там бывают в эту пору,
Ягнята. Запах был не тот,
И слышались странные звуки…
Пришлось остановиться ей.
На снег та ношу положила,
Чтобы немного отдохнуть.
И начать есть… Вдруг отскочила,
Та с отвращением от той.
Это был вовсе не ягнёнок!?
А маленький чёрный щенок.
С большою головой. С лбом белам,
И на высоких там ногах.
Крупной породы. С пятном белым.
Как у Арапки во весь лоб.
А по манерам – как дворняжка,
Невежа был там ко всему.
Помятою облизал спину,
Чуть раненую от зубов.
И как ни в чём там не бывало,
Хвостом вильнув, залаял там.
Залаял громко на волчицу,
Та зарычала на него.
И от него там побежала,
А тот щенок пошёл за ней.
Зубами щёлкнув, оглянулась.
В недоумении тот встал.
Решив, что она с ним играет,
К зимовью морду повернул.
И залился радостным лаем,
Как бы там, приглашая мать,
Свою Арапку, чтоб играла,
С ним и с волчицей этой тут.
Уже светало. А волчица,
Осинником густым идя,
К себе. Думая по дороге:
«Зачем же он за мной бежит?»
С досадой думала, однако:
«Должно быть хочет, чтобы я,
Съела его». Но его запах,
Пока отпугивал её.
С волчатами жила волчица,
В яме, но не глубокой. Та,
От дерева образовалась,
Буря вывернула сосну.
В сильную бурю, с сильным ветром,
С корнем там вывернуло ту.
Старые листья, мох лежали,
На дне ямы этой теперь.
Тут же валялись чьи – то кости,
Бычьи рога. Те были тут,
Игрушками для волчат этих,
Возились с ними день и ночь.
Волчата те уже проснулись,
Похожи друг на друга все.
На краю ямы уж стояли,
Смотрев, как приближалась мать.
Щенок тут враз остановился,
Увидевши этих волчат.
Встал в стороне. И очень долго,
Всматривался уже на них.
Заметив, что и они смотрят,
Там на него – стал лаять тут.
Причём сердито, понимая,
Это чужие перед ним.
Уж рассвело и взошло солнце,
И засверкал повсюду снег.
А щенок поодаль стоявши,
Продолжал лаять на волчат.
Волчата же там мать сосали,
Пихая лапами в живот,
Тощий её. Она же грызла,
От лошади старую кость.
Волчицу ж сильно мучил голод,
И разболелась голова,
То от собачьего уж лая,
Которым заливался пёс.
Ей броситься уже хотелось,
Тут на не прошеного уж,
Гостя того. Была ж готова,
На части разорвать его.
Вскоре щенок тот утомился,
Даже охрип. И видел, там,
Что его никто не боится,
Внимания на него – ноль.
Он стал несмело приближаться,
Подскакивая, приседав,
Всё ближе подходя к волчатам,
При свете был весь на виду.
Третья часть.
Большим был его лоб, там, белый,
С бугром. Тот говорил о том,
Что у собак есть очень глупых,
Под лбом маленькие глаза.
Тусклые они, голубые,
А выраженье морды всей,
Глупое даже чрезвычайно…
Таким на вид был тот щенок.
К волчатам подойдя, он начал,
Лапы широкие свои,
Он протянул вперёд, а морду,
На них там положив – начал:
«Мня, мня… нга – нга – нга!..»
Его не поняли волчата,
Хвостами ж завиляли всё ж
Тогда щенок ударил лапой,
Волчонка там по голове.
Волчонок, и его ударил,
Боком к нему встаёт щенок,
И искоса глядя на волка,
Помахивать начал хвостом.
И вдруг рванулся мигом с места,
И сделал несколько кругов,
По насту. Тут же и волчата,
Помчались все с визгом за ним.
На спину щенок завалившись,
И ноги вверх свои задрал.
Втроём те на него напали,
Визжа с восторгом, став кусать.
Но, то не больно, как бы в шутку,
Вороны рядом на сосне,
На их борьбу смотрели сверху ж,
И очень беспокоились.
Тут стало весело и шумно,
А солнце припекало уж,
Там по - весеннему. А птицы,
Порхали рядом над сосной.
Обыкновенно же волчихи,
Там приучают детвору,
К охоте. Но сперва давая,
С добычей поиграть слегка.
Теперь же глядя, как волчата,
Гонялись за щенком в снегу,
Боролись с ним. В думах – мамаша:
«Пусть приучаются они».
А наигравшись, те волчата,
В яму пошли, и легли спать.
Щенок повыл с голоду малость,
На солнышке прилёг, уснув.
Когда ж проснулись все «щенята»,
То снова начали играть.
Весь день и вечером волчица,
Про хлев тот вспоминала там:
«Как молоком овечьим пахло,
И как ягнёнок блеял там…»
И начала от аппетита,
Зубами щёлкать, кость грызя.
Воображая, то – ягнёнок.
Волчата же сосут её.
Щенок голодный, есть хотевший,
Бегал кругом, нюхая снег.
«Съем - ка его…» - решит волчица,
И подошла уже к щенку.
А тот лизнув волчицу в морду,
Жалобно сразу ж заскулил.
Он думал, что играть с ним будет,
Как с ним играла мать.
Волчица раньше собак ела,
Но пахло псиной от щенка.
По слабости уже здоровья,
Та не терпела уже там,
Запах этот. Стало противно,
И прочь волчица отошла…
К ночи уже похолодело.
И тут соскучился щенок,
Ушёл домой он восвояси,
Крепко волчата те уснут.
Волчица ж вышла на охоту,
И также как в прошлую ночь,
Её пугали звуки, тени,
Кусты, похожих на людей.
Рядом с дорогой та бежала,
По насту. На дороге ж, вдруг,
Что - то тёмное увидала…
Слух с зрением вмиг напрягла.
А впереди, и в самом деле,
Что – то там шло. Слышны шаги…
«А не барсук ли это?» - в думах,
Волчица, припустилась там.
И чуть дыша, та осторожно,
Пройдя вперёд, обогнала,
Пятно тёмное. Оглянувшись,
Узнала же того щенка.
Он не спеша, там возвращался,
Шагом идя к себе домой.
«Как бы не помешал он снова» -
Подумала волчица та.
И вперёд быстро побежала,
Зимовье близко было уж,
Она опять там по сугробу,
На крышу хлева взобралась.
Вчерашняя дыра была там,
Заделана соломой. И,
Две новые слеги на крыше,
Во всю длину там пролегли.
(Слега – толстая жердь, брус).
Волчиха начала там быстро,
Ногами, мордой помогать,
Там разгребать эту солому,
Оглядываясь: «Нет, щенка ль?»
Но едва пахнуло там паром,
Тёплым, навозным запахом,
Как сзади за спиной услышит,
Радостный лай того ж щенка.
Это щенок сюда вернулся,
На крышу он взобрался к ней,
Потом в дыру. Почуяв сразу ж,
Что он дома среди своих.
И он залаял ещё ж громче…
Проснулась и Арапка тут,
Лежащая там под сараем,
Почуяв волка стала выть.
Игнат тут вскоре показался,
Со своей одностволкой тут.
Но перепуганной волчихи,
Уже и след совсем простыл.
«Фюйть! – засвистел Игнат в свисток там,
«Гони на всех парах!» - крича.
Спустил курок. Дало осечку,
Его тут старое ружьё.
Спустил ещё раз – вновь осечка,
Спустил опять он в третий раз.
Огненный сноп со ствола пыхнул,
Звук оглушительный: «Бу! бу!»
В плечо ему сильно отдало,
Взявши в одну руку ружьё,
Топор в другую, поспешивши –
Посмотреть, отчего же шум….
Потом в избу вернулся ж снова,
«Что там?» - его странник спросил,
У стрика там ночевавший,
Разбуженный был шумом тем.
«Ничего… То, пустое дело.
Белолобый повадился,
С овцами спать. Но, без понятий,
Нет, чтобы в дверь. Всё с крыши, он.
Намедни разобрал в ночь крышу,
Ушёл гулять, подлец - и вот,
Вернулся, разобрав вновь крышу.
Глупый» - Игнат тут проворчал.
«Знать, лопнула в мозгу пружина,
Смерть не люблю глупых !» - вздохнул,
Игнат, на печь там полезая,
Рано вставать ещё ж, поспим».
(И тут же добавил: «Давай спать полным ходом…»)
А утром подозвал собаку,
То, Белолобого к себе.
За уши больно оттрепавши,
Стал хворостинкой там стегать:
И приговаривал, стегая:
Этого глупого щенка:
«Ходи в дверь! Ходи в дверь! Ходи в дверь!» -
Уму разуму обучав.
1895 год