На самокате ехал заяц,
Довольный весь, в кроссовках ласты.
И выехал на магистраль, конец!
Машины едут — часты-часты.
А он весь прямо молодец,
Кося глаза налево, вправо,
И лапой шастая, как спец,
Переезжает трассу, браво!
Но ласты все-таки он склеил.
Железки дребезжат: асфальт
Их принял как родных, —
Лежал себе, да в трассу верил, —
Вполне привычно; слышен гвалт,
То собрались зеваки, слух
Которых уловил и лязг,
И звук удара, зайца визг.
Над местом драмы веет пух.
Вот полисмен, вздыхает вслух,
Трудясь на вылазе из дверцы
Машины, что в мигалках вся,
И даже днище светит. Пальцы
Он отдирает от квадратного руля,
И отделившись весь, идет.
Встает на месте происшествия.
В затылке чешет. Чего-то ждет.
Возможно от толпы зевак приветствия...
Кто зайца-то дрессировал?
И где такие четкие игрушки,
Как будто мини-самокат, видал?
Такие... — на напарника из пушки
Взгляда. Ох, серьезен, хмур.
Наезд свершившего уж след простыл.
— Понасажают всяких пьяных дур
За руль, пусть не квадратный, —
Посетовал, качая головой в фуражке.
— Да, случай, скажем, очень неприятный.
Как было же убийственно, бедняжке... —
Ему вторит другой, на лоб убор свой
Сдвинул, по затылку дланью вщупав.
Почесав. Пришмыгнув. Дернув головой
На сторону толпящихся: свидетели!
И взор ползет по ним, немножечко устав.
Умаялся. Вернулся на асфальт: пятно.
Уже впиталось будто, к такой-то матери.
И среди серой трассы как гомно.
— Вот здесь он кончился. А тушка...
И смотрит вскользь по железякам,
Находит трупик зайца. Просто кашка.
Махнул рукой, направился к зевакам.
А суть стиха? Да... суть стиха...
В морали.
Но кто воспримет просто на «ха-ха»,
Тому не быть, пожалуй, в тугой печали.