И как бы ни было велико твое горе, из глаз не выходит и половины. Оно множится и копится за плотиной. Поплачешь немного и выпустишь. Облегчение - не свобода, а свобода покоится в центре реки. Прогнать бобров и сломать плотину, найти между веточек драгоценный камень. И как бабочка, вылезшая из кокона, требует огранки, подари свое внутреннее свечение и стань драгоценным камнем.
Но свобода не в том, чтобы обладать, а в отказе от прекрасного и дорогого. Бросай его в реку. Уставшие глаза, покрасневший носик, мокрые угольные ладошки, засохшие соленые капли на ресницах. Уже не ищешь полотенце, вытираешь руки об одежку и просто ждешь конца.
Твое море сплошь черное, без проблесков надежды на гребнях волн. В нём обитают странные существа, что каждую ночь водят хороводы и поют на неведомом языке. Это самые протяжные, печальные песни, временами страшные, как крик горящего леса, тонущий в темноте цветом, но не криком, заглушая всё вокруг и не становясь слабее ни на минуту, напоминая, что с заходом солнца боль не становится тише, ты просто перестаешь ее осязать.
Приложи к уху раковину и подумай о хорошем, потри огромное пузо плацебо на удачу. Через ракушки передают русалки, что так не решаются проблемы.
Переключаешь на другую станцию: «Поможет кто-нибудь». Улыбаешься утру, выдуваешь, как прах из ушей: «Помоги себе сама».
Легче становится, но только вблизи морского берега.
Вся твоя жизнь - ожидание отпуска, теплого песочка, гребней и синевы настоящего моря. Согревающие обьятия - жар солнца на коже, ожоги - душащие и разрывающие от обожания. Тебе кажется, что море и отец и брат и ближе никого нет. Поэтому каждое расставание так болезненно.
Обещаешь приехать навсегда, но получается только слабое раз в год.
Стихия - твой безмолвный и неоговоренный любовник (непроизносимый враг). Веришь, что взаимно и так же реально. Ругань штормов адресована не тебе, каким-то противным мальчишкам, что не могут поделить ракушку, и ты, зная, что делать, бросаешь её в море и говоришь им: «Ваша дружба стоит дороже любого алмаза, откажитесь от всех привязанностей», не понимая, что на тебя нашло и откуда эти слова вдруг возникли.
Русалки всегда говорят только правду, но ты носишь несколько пар берушей, под настроение милого разных цветов. И, заглушая их голоса, идешь вдоль берега, ласково и наивно веришь игривым волнам.
А море бурлит и искрится черной злобой.
Когда это произошло?
Больше не узнаешь местность.
Надо бежать, не оглядываться, не смотреть.
Значит оно тебя обманывало, а штормы были для всех.
Тебе всегда казалось, что море можно приручить, как котенка, надо только быть мягкой и ласковой.
Всегда любила убегать и обретать новый смысл в чем-то или ком-то и делать его отрадой и наградой за пройденное, но никогда не хотела сама становиться смыслом.
Дошла, а море начало успокаиваться.
«Прости, что делала на тебя такие огромные ставки. Не стоит перекладывать на других ответственность за собственное счастье». Из глаз полились черные слезы. Наконец-то оно тебя покидало. Оно сидело в тебе грузом, испаряясь, когда счастлива, и возвращаясь, когда расстояние между тобой и реальным морем росло. Ты чувствовала каждый километр между тобой и твоей ласковой мечтой, а дома впала во что-то вроде анабиоза.
Жить-то жила, но отсутствовала в реальности, не делая никаких попыток выбраться.
А рано или поздно надежды разрушатся вместе с плечами, на которые их возложишь. Или продолжишь насиловать чужие плечи, или попробуешь положить на свои.
И черные, горькие слезы покидают тебя, возвращаясь обратно в море.
Чувствуешь себя легкой-легкой, и русалки превращаются в ракушки.
Слышишь, счастье непостоянно, никто не спасет тебя от усталости. Ты себя топила так беспощадно, бессмысленно - передохни.
Кто-то водит по щеке и шепчет: «Алиса, ты наконец-то выплыла из моря слез».