Мне ничего не омрачает сути:
ни космос, ни измятая газета,
сводя всё к заключительной минуте
перед извечной переменой света.
И день, и ночь, я одинакой мерой
привыкла мерить. Каждый из двоих
наполнен, может, если и не верой,
то перемирием с верою других.
Не молода, не очень весела.
Но юн не тот, кто возрастом не вышел,
а кто, забыв на время зеркала,
себя по новому увидел и услышал.
Я - о втором, десятом и двухсотом
дыхании, открывшемся тому,
кто не страдал обжорством и икотой,
летал во сне. Ни сердцу, ни уму
не отдавал ни льгот, ни предпочтений,
а жил, как жил, влюблялся и страдал,
и, получив пирог, без сожалений
чуть больше всё же дал другим, чем взял.
Я не скажу ни слова о душе.
Она жива, тепла, и слава Богу.
И те, кто в курсе - те со мной уже.
А те, кто - нет, понять, увы, не смогут.