Две пары лап, спина и брюхо.
На лбу, как шишечка, нарост.
Два глаза, сто зубов, два уха.
Всего один вертлявый хвост.
Представьте вот такого динозаврика,
Чешуйчатого, с шишечкой на лбу.
Он глазки приоткрыл и пискнул «Эврика!»,
Проламываясь через скорлупу.
И мама рассмеялась, предсказав ему,
Что он, когда немного подрастёт,
Бескрайнюю как небо Динозаврию
От полюса до полюса пройдёт.
И он мечтал по-динозаври,
Что дорастёт до самых звёзд
И заведёт, другим на зависть,
Ещё один зелёный хвост.
Но времена закончились весёлые,
И вот, когда немного он подрос,
Стал каждый день притаскивать из школы он
Очередной большой несданный хвост.
Послушанья не любили
Динозавры в ту эпоху.
Взрослым хоть и не грубили,
Но и слушали их плохо.
То уроки не учили,
То с занятий убегали
И смотрели динофильмы
В полутёмном динозале.
Возмущённый динозавуч
Вызывал поочерёдно
Динопапу, диномаму
На разборки в кабинет.
Но ругать такого сына
Можно было как угодно –
Он ушами только хлопал
И хвостом вертел в ответ.
Когда ж непослушания мятежного
Прошла у динозаврика пора,
Он стал неуправляем пуще прежнего –
С утра до ночи и опять с утра.
Пусть годы для него настали зрелые,
Но и теперь, обзаведясь семьёй,
Он понимал любое что-то-деланье
Как грубое насилье над собой.
И всю жизнь у динозавра
Эта чёрточка была -
Он откладывал на завтра
Неотложные дела.
Говорил себе беспечно:
Суетливость – наш порок.
Впереди, должно быть, вечность –
Всем делам достойный срок!
И день за днём вставало солнце,
И жизнь текла, текла сквозь пальцы,
И все дела и недоделы
Тянулись спутанным хвостом.
А динозавриха ворчала
И всё откладывала яйца,
А динозавр читал газету
И всё откладывал
на- по- том.
И вот однажды, хорошо поужинав,
Прилёг под старый папоротник он,
И до утра всё ночь метался в ужасе,
Пытаясь сбросить, вырвать страшный сон.
Он шёл по необъятной Динозаврии,
А с ней случилась страшная беда.
Смотрел, оцепенев, во все глаза свои –
Виденье не исчезло никуда.
Он захлебнулся, вдох глубокий делая,
И подивился злому колдовству:
В том воздухе кружилось что-то белое
И нехотя ложилось на траву.
А над землёй, холодным ветром сорвана,
Летела очень странная листва.
А по земле бродили во все стороны
Немыслимого вида существа.
И встав на лапы задние,
Он голову задрал
И крикнул: Динозавры!
Вернитесь! Я отстал!
Куда же все ушли вы,
И как же невзначай
Забрали наш счастливый
Цветущий дивный край?
Таким он раньше не был.
Здесь всё заволокло.
Куда исчезло небо?
Где солнце, где тепло?
И снова, как заклятье,
Как горестный итог,
Шептал: вернитесь, братья!
Друзья, враги, никто!
И вспоминая каждого по имени,
Произносил негромко, нараспев,
И чей-то голос вдруг сказал: «Мы вымерли.
Давным-давно, так ничего и не успев.
Мы, как и ты, мечтали и надеялись,
И возводили планов громадьё.
Теперь те планы по ветру развеялись,
А мы ушли в своё небытиё.
И ветер носит их, и нет предела им –
Оставшимся, как память, навсегда.
Вот эти – невесомые и белые.
Подставь язык – растают без следа.
За что мы получили наказание –
За гордость, за беспечность или лень –
Не всё ль равно? Прости нас, Динозаврия.
Твой день угас. Прекрасный долгий день!»
Испуганно взревели,
Оглушены,
Невиданные звери
Чужой страны,
Когда, круша основы
Любых основ,
Прорезал небо снова
Тот древний рёв.
И невообразимо
Тряслась земля,
И проносились мимо
Леса, поля,
И мысль не отпускала,
В виске свербя:
Зачем, кого искал он –
Себя?
Над безмятежной юной Динозаврией
Ещё светилась яркая звезда,
Но всё сильнее огненное зарево
С востока разгоралось, как всегда.
Он шёл вперёд, на север. Дни минувшие
Слились в один безумный переход.
Шёл сквозь пустыни, жгучие и душные,
За горизонт и дальше в небосвод.
И глядя на цветущие растения
И что-то там, снующее в пыли,
Он снова вспоминал своё видение –
Картину страшной и чужой Земли.
И начинала падать
И делалась дождём
Растаявшая память
О нём…
И снова воздух глотку
И душу обжигал,
И чей-то голос чётко
Сказал…
И снова шёл он по степи и по лесу,
Дрожала от шагов его земля.
Он не свернёт, и он достигнет полюса,
И жизнь начнёт, наверное, с нуля.
Перечислять не хватит мне фантазии
Всего, что видел он перед собой.
Он шёл по солнцем залитой Лавразии,
Держа по ветру нос, а хвост трубой.
Теперь уж не узнать, всё было так или
Совсем чуть-чуть, немножечко не так.
Кружили в синем небе птеродактили,
И черепахи ускоряли шаг.