Танцует на станции ветер
и стонут, свистят провода.
На дату в бумажном билете
слетелись дожди, холода.
Как Анна Каренина, зонтик
на рельсы под поезд спешит.
Коллеги, потом растрезвоньте
про чёрный его суицид.
Уже проверяют билеты,
уже холода за стеклом,
уже расплатился за лето,
за старый, оставленный дом,
за чай в подстаканнике вечном,
за тёплый, барачный плацкарт,
за храп пассажиров беспечных,
в котором особый азарт.
Заветная верхняя полка
под стук монотонных колёс,
в окне пятисотая ёлка
и сон, как дорожный гипноз.
Во сне вспоминается лучше
и так открывается даль -
родной человек и попутчик,
друзья и последняя шваль
в одном хороводе событий
дерутся, прощают, молчат.
И помнят разгул общежитий
и рая семейного чат,
нескладный, оставленный город
под градом отравленных стрел,
где древней истории порох
рассыпался и отсырел.
Там маленький дом деревянный,
сирень с тополями в саду,
где жили родители. Странно,
я дверь открываю, иду
и вижу, что в детской кровати
качаются мишка и слон...
Проснись! Путешествовать хватит
за детством в страну похорон.