VIII. Молитва эписье (*)
Полторы тысячи лет и более, Господи Боже, покровительствовал Ты
князям и маркизам. Они куролесили напропалую, истощая силы наши,
нашими руками воздвигали дворцы, истощая силы наши,– и кнут
обхаживал кровавые плечи наши так, что плелись мы за помощью
к тем, дабы маяком Любви, либо упоминанием адских кар вели они
нас на жёстком поводке послушания.
Но кончилось народное терпение: головы благородных пали от
меча Справедливого– и на месте Бастилии, где достоинство
человека умирала в безумии, благородный ветеран ныне отворяет
дверцы внутрь Июльской колонны. И мы двумястами тридцатью восемью
ступенями вольно восходим на неё, где под золочёными крыльями
ангела Свободы можем кричать «Да здравствует Франция!», и дав
волю взгляду радоваться гордой Сеной, и с чувством облегчения
в груди смотреть, как символ духа современности башня Эйфеля
железной своей статью штурмующая небо, господствует над каменными
памятниками Предрассудка.
Мы вольны отпустить поводья тоски до голубоватых боров Фонтебло,
либо равно восхититься присущему человеку с рождения чувства
прекрасного, которое из Бут-Шамон, из давних пустырей на лысых
пригорках, из той глухомани пропащих, из этой, так сказать,
генеральной столичной свалки сделал для нас весеннюю затоку
отдохновения.
Там шумят деревья, вода покоится в бетонном бассейне, и под
висячими мостамии среди крошащихся чёрных вдоль хрупких перил,
исчезая и являясь,фантастически вьются тропы– и влюблённые пары
благими улыбками аккомпанируют их поворотам!
Знаю, Господи Боже, что в оные дни гнева и мести мы причинили
Тебе ущерб: Ты был постыдно выброшен из Нотр-Дама! В Святом–
– sit venia verbo– Сульпиции на твой алтарь была помещена
Богиня Победы, и у Её стоп в честь героя из-под пирамид
были вылиты пламенники мз наинадёжнейшего продукта нашего
отечества.
Однако, время дивным образом лечит: ты выстрадал– и простил,
ибо кто должен отпускать, если не Ты, Господи Боже, воплощение
всех совершенных достоинств!
Вот почему доверчивее дитя обращаюсь наконец к Тебе.
Во всяком случае, Тебе одному, как знающему все тайны,
могу признаться: прадед мой был верным конюшенным королевского
маршала, а жена его была тайной соратницей славной памяти
госпожи Шарлотты Корде. Eh! voila! Столько накопилось у меня
забот и потребностей, что не знаю, которую из вначале аттестовать
Твоему вниманию. Однако, если милость Твоя безлимитна,
сделай так, чтобы сосед мой, господин Рабатте поскорее сторговался
с графом Контрексвилем, продал свою ликёрную и уютно устроился на
селе. Пресытившись воскресными поездками в лесок нанятым фиакром,
я понял наконец,что желаю иметь собственную упряжь и частный парк.
Он– немилосердный и небезопасный конкурент: водкой бьт мои вина.
Я предлагал ему картель– он отказался. Зато вошёл в долю с
картезианцами– те назначили его своим исключительным представителем
на материке, а он ещё хвалится, что сиживал на лавке с Комбе.
Он присутствует на ежегодных рукоположениях затем, говорит
врагам церкви, чтобы убедиться в стойкости своего отвращения к
Предрассудку: «Люблю, знаете ли, декорации в соборе ли, в театре–
по мне без разницы».
Пусть в Баку жгут жилища,– борьба за свободу всегда свята,–
а в бориславской глубинке, в краю полудиких, довольно глупых
варваров, где я ангажирован на сто тысяч франков, сделал нефтяные
фонтаны пообильней. А чтобы и там вечно недовольная каналья не
качнулась к бесправию, позаботься в тех гиперборейских французах:
подними на вернской бирже цены на их скот, дабы от горя не теряли
головы и не разбойничали по нужде.
Господи! Признаюсь открыто: хотел я отвернуться от Тебя, ибо
визуальные галлюцинации недостойны прогрессивного человека, а
я Тебя не вижу!
Однако, в лоне нашем некое таинственное, непонятое дрожанье
шепчет нам, что со смертью кончается не всё!
А может она лишь иллюзия?
Может, оно– непереваренный остаток жвачки, коей закормили было
нас тёмные века?
Нет! Нет!.. Как же допустить бессмертие моей души?!
Тело из тела, прах из праха, а отпрыск вечного воистину вечен!
Ежедневнй опыт учит нас тому, что всё живущее умирает. Я есть,
значит умру.
Таким образом, душа вечна, поскольку происходит от вечного существа,
которым, вероятно, являешься Ты, поскольку мы доселе не убедились в
Твоей смерти. О существовании Твоём твердит нам внутреннее
элементарное желание вечности!
Наконец, сам Пастер верил в бессмертие и Творца.
И повторюсь, в-третьих, наконец: говорят мне дождаться выборов–
что же наделит меня терпением, если не Твоё всетерпение.
Хочу баллотироваться– где обрести прочное знание в эти времена
круговерти понятий и течений, если не Твоё всеведение.
Что отвратит несчастье от моей многострадальной виноделенки,
если не Твоё всесилие!
И да под старость не бьются ноги огрубевшие мои о мостовую.
И пусть толпа не взирает на меня с завистью, дескать, имею
малый излишек хлеба– и я из народа, поэтому понимаю разницу
между ним и народными прихотями...
Да, и пусть мои сореспубликанцы не сочтут изменой честным
республиканским принципам то, что единственную Мою Дочь,
Мою возлюбленную детку вверяю рукам потомка тех старославных
рыцарей, кои в века оные шли на битву с поганцем за Гроб Твоего
Единсовенного возлюбленного Сына.
Господи! я не трус и не страшусь смерти, но буду благодарен Тебе,
если Твоё Королевское Величество– s’il Vous plait, mon Seigneur–
захочет смилостивиться надо мной и прикажет, чтобы пришла,
скажем так, полегче ... нет! зачем сегодня думать о ней,
коль час мой, кажется, далёк?!
Лучше и впредь не экономь на моём здоровье и силе, чтобы
выстоял я в этой тяжёлой схватке до конца.
Да здравствует Франция! Да здравствует Республика! Да здравствует
Демократия! Аминь.
Ян Каспрович
перевод с польского Терджимана Кырымлы
* торговец пряностями и колониальными товарами, прим.перев.