Музею Пушкина в Гурзуфе

Татьяна Балясникова
Поздний август, Гурзуф, и в лучах заходящего солнца,
Мы в усадьбу спешим, где пусть минуло множество лет,
Так же смотрят на сад, улыбаются миру оконца,
Из которых разглядывал море любимый поэт.
Он гостил три недели в семье, не единых по крови
Кучерявому дерзкому парню, служителю муз,
Но столь близких по духу людей, что насытился вдоволь,
Он любовью и счастьем тех прочных кармических уз.
Юный гений тайком обожал подрастающих дочек,
Трёх отцовских любимец, и сам разобраться не мог,
Так кого же из них предпочесть ему стоит из прочих,
И кому из них сам он поболее на сердце лёг...
Мы успели к закрытию точно, и строгая дама,
Что хранит той усадьбы сокровища, нас позвала,
Провела по ступеням высоким к торжественным залам,
Где когда-то семья, приютившая Сашу жила.
Показала нам дама портреты трёх папиных дочек,
Рассказала историю дружной счастливой семьи,
Но вниманье привлек под стеклом пожелтевший листочек,
На котором изящные строчки красиво легли.
Черновик всем известного текста "Евгений Онегин",
Что написан был позже поэтом в другой стороне
(Как потом признавался в своих дневниках юный гений,
Той семьи очертанья в романе понятны вполне).
А вот здесь черновик про фонтан из-под Бахчисарая,
Где фонтана в помине и не было, только поэт
Силой мысли построил фонтан, все шаблоны ломая,
И заставил людей воплотить его через сто лет.
А вот здесь завершает рассказ погребальная маска,
Взгляд последний на лик уходящего к Богу на небо творца,
И так манит примерить себя, как в пугающей сказке,
Чтоб прочувствовать гения жизнь целиком до конца.
Наклонюсь над стеклом и приникну своим отраженьем,
К очертаниям гипсовым замершим в камне навек,
И попробую слиться с ним, пусть на одно лишь мгновенье,
Чтоб понять хоть на каплю, какой это был человек.
Только бездна той маски пугает незрелую душу,
Постыжусь своих мыслей, отринув от кромки стекла,
Лучше просто гул ветра среди кипарисов послушать,
Меж которых тем летом жизнь юного Саши текла...
Нам предложат спуститься во двор, постоять под платаном,
Что посажен по смерти поэта, на память и в честь,
И желанье под ним загадать: по космическим планам,
Вмиг желанье исполнится, можно хоть время засечь!
Я задумалась только, о том, чего больше желаю,
К небу вольному взгляд обратив, как секунду спустя,
Мне в ладони листочек с платана ветвей прилетает,
И в руках остаётся, как будто чего-то прося...
Точно знаю, о чём меня просит упавший листочек,
Золотистым и хрупким колечком в ладонях хрустя,
Чтобы я не забыла о главном, он искренне хочет,
Не утратила сердца, призванье свое обретя.
Поклонюсь я платану, спасибо скажу я усадьбе,
Приютившей поэта на несколько южных ночей,
Здесь познал он всю прелесть семейного тёплого счастья,
Став любимцем всеобщим, хоть знал, что навеки ни чей.