Я рос на улицах Парижа,
Мальчишка рыжий и бесстыжий,
И дикий, вольный дух,
Мне к телу ближе,
Но к сожалению многих сверстников,
На голову я ниже,
Происхождением обижен,
Не раз я мерз и голодал,
И был прохожими унижен,
Я есть просил и жить,
Порою не хватало сил,
Я подбирал в грязи гроши,
Мне говорили мелкий,
Еще в луже поищи,
Гляди по лучше не спеши,
Меня нашла в канаве,
Старая цыганка,
Смуглой горбунье вдруг,
Стало ребенка жалко,
Она вещунья и гадалка,
Мне дали имя Франсуа,
Таких в Париже миллиона два,
На улицах свои законы,
Таких как я бродяг,
После войны наверно миллионы,
Я потихоньку рос и жил обманом,
Нередко лазил по чужим карманам,
У зазевавшихся господ,
Когда они глядели вдаль на башню,
От удивления открыв рот,
Зеваки легкая добыча,
Отбросим рамки мы приличия,
Туристы странный вы народ,
Я видел башню круглый год,
И бегал я босой по крышам,
И я считался сортом низшим,
Но представлял, будто лечу,
И поднимаюсь выше,
А под ногами у меня бегали мыши,
Я рос ужасным забиякой,
Меня легко было найти,
Там где клокочет драка,
И был я зол и одинок,
Словно собака,
А по ночам я просто плакал,
Искал отца, искал и мать,
Хотел спросить зачем,
Пришлось мне голодать,
И был жестоким я бойцом,
И думал что когда-нибудь,
Увижусь я с отцом,
Но никого я не нашел,
И это даже хорошо,
Друзей я так и не завел,
На что же мне друзья,
На улице один закон,
Здесь каждый за себя,
Ведь мы же банда, мы семья,
Не знал любви, не знал тепла,
И слезы высохли мои,
Я понял, в мире нет любви,
Ни любви, ни тоски,
Ни жалости,
Было в жизни такой мало радости,
Пока сгорало все дотла,
И не съедала все зола,
С парнями грабили горящие дома,
По мне давно плачет тюрьма,
Что загорались будто спичка,
Обманом жить наша привычка,
Со мною постоянно пепел,
И день мой черен, а не светел,
Мы грабили могилы,
Нет ничего святого,
И мертвых нечего боятся,
Вряд ли восстанут снова,
Не верь, не бойся не проси,
А душу все-таки спаси,
Ходил я в старый монастырь,
Не знаю и зачем,
Монах раздулся вглубь и вширь,
Не знает он проблем,
Вот вижу я у алтаря,
Горюет местная вдова,
Она скромна и не дурна,
Пожалуй, даже молода,
Мужу покойному верна,
А вот стоит дешевый франт,
Красивый как павлин,
Ему пошел бы даже бант,
И я один и Бог один,
Одни остались с ним,
Хожу я в церковь неспроста,
И молюсь часто у моста,
И представляю часто я,
Будто плыву на корабле,
А не живу на самом дне,
Нет рая на земле,
Буду болтаться я в петле,
Мне стукнуло семнадцать лет,
Я закаленным стал от бед,
И не любил я белый свет,
Многих приятелей моих,
Давно в живых уж нет,
И как назло я был влюблен,
Наивен, слеп и окрылен,
И мог часами я глядеть,
Как она смотрит из окна,
И думал я еще тогда,
Она прекрасней всех, она одна,
Передо мной открыла дверь,
Она моя стала теперь,
Но хочешь, верь, хочешь не верь,
Десятки у нее мужчин,
И нет любить ее причин,
И отправился в бордель,
Искать любовь, искать постель,
И я гулял вино пил до утра,
А утром не давала спать,
Больная голова,
И мне грозит тюрьма,
Я был гениальным акробатом,
Гулял бесстрашно по канату,
Попался я жандармам в лапы,
Но дьявол стал мне старшим братом,
Они клянутся римским папой,
Болтаться мне в петле,
И что сбегу из клетки я,
Ну, разве на метле,
И палач едет из Кале,
Ну, что ж нет рая на земле,
Уже готовил я побег,
Пока не выпал первый снег,
Не быть мне арестантом век,
Сосед мой божий человек,
Его возьму с собой,
И попрощаюсь я с тюрьмой,
Но был зачислен в легион,
Недаром снился мне Тулон,
В темнице говорят, сидел,
Даже Наполеон,
Я человек-хамелеон,
Немногим лучше, чем в тюрьме,
Но жизнь наемника по мне,
Меня раздели догола,
И с крысой заперли на час,
Твари ужасные глаза,
Видел в последний раз,
Потом была жара пески,
Жажда и зной,
И злое солнце как в тиски,
Зажало нас с тобой,
И был я белый человек,
В жаркой стране чужой,
Я видел даже чернокожих,
На нас с тобой мой друг похожих,
Маршировали день и ночь,
Капрал оставил мать и дочь,
Живет он в Сен-Дени,
И пишет ночью дневники,
А мне писать не в мочь,
И только чудо может нам,
В этих песках помочь,
Остался день пути,
И без воды от смерти не уйти,
Здесь бродят дикие берберы,
Братья и сестры иной веры,
Разбойники и браконьеры,
В бою они не знают меры,
И схватки с ними горячи,
А кровь льется как ключи,
И грянул бой потом другой,
Остался я один живой,
С пробитой насквозь головой,
Я попал в плен и гордо я вставал с колен,
Сидел я в яме много дней, глотал песок,
И жизнь была моя тонка как волосок,
И дуло холодило изредка висок,
Для них я человек из ниоткуда,
Раньше не видевший верблюда,
Пощады я просить не буду,
Но разделили со мной блюда,
И многие подумают из вас, что я Иуда,
Пустыней стал мой новый дом,
И я нашел покой о Чудо,
Девушка с черными очами,
Я ей навечно сдался в плен,
И в ней нашел я свое счастье,
И только с ней я настоящий,
А прошлое всего лишь тлен,
Обрел я новую семью,
И не во сне, а наяву,
Вернусь ли я в Париж,
Когда-нибудь, но если доживу,
Далекий край стал мне родным,
И я впервые в жизни,
Не чувствовал себя чужим,
В том городе родился лишним,
Об этом знает лишь Всевышний.