XCV.
О, как в тебе прекрасен злобный рок,
Что для душистой розы злою порчей;
Ты облекаешь имя в пагубный порок,
Что с прелестью твоей и вовсе не порочный!
История хранит преданья твоих дней,
Полна твоих расхожих увлечений,
Но имя признавая не под силу ей
С дурной молвой смешать благословенье.
И до чего ж великолепен тот чертог,
Что слабости избрали себе домом,
Где красота смывает каждое пятно
И всякий раз все представляет в свете новом!
Но коль увидел берегись мой дорогой,
Отменный нож у слабого хозяина тупой.
XCV.
How sweet and lovely dost thou make the shame
Which, like a canker in the fragrant rose,
Doth spot the beauty of thy budding name!
O! in what sweets dost thou thy sins enclose.
That tongue that tells the story of thy days,
Making lascivious comments on thy sport,
Cannot dispraise, but in a kind of praise;
Naming thy name blesses an ill report.
O! what a mansion have those vices got
Which for their habitation chose out thee,
Where beauty's veil doth cover every blot
And all things turns to fair that eyes can see!
Take heed, dear heart, of this large privilege;
The hardest knife ill-used doth lose his edge.