Знаешь, мама, я
так страшно устал.
Ты всегда учила меня
ненавидеть отца.
Ты учила меня ненавидеть там,
где мне хотелось любить.
Один-единственный грамм –
и всё покатилось вниз.
Ты говорила, что
желаешь нам добра.
Ты говорила, что
время исчезло вчера.
Ты нас учила пересыпать
песок из ладони в ладонь.
И отрекаться всякого зла,
имя которому - он.
Только я – его сын,
и мне не понять почему,
ты развязала этот сплин,
бессмысленную войну.
Сама ты забыла о ней
через десятый год.
А я… я жил среди людей,
ты проклинала мой род.
Ты так хотела нам добра,
и чтобы отец был отцом,
а я всё пытался… пытался понять,
и после забил на всё.
Я закрывал на сотни замков
окна в мою страну,
и слушал как за двойной стеной
ты продолжала войну.
Ты продолжала свою войну
во имя любви и добра.
И мне хотелось закрыть свои уши,
повязку надеть на глаза.
Мой дом был метр на два -
кровать. Чуть шире, чем гроб.
И так хотелось кричать,
и выпустить в небо боль.
И так хотелось любить,
любить наверняка.
Смотреть с тобой на огни,
там, где морской причал.
Слушать песни птиц
за каждым новым окном.
Видеть огромный мир,
и строить хороший дом.
Хороший, светлый дом,
с высокой печной трубой,
где очень-очень тепло,
где есть ты –
живой.
…знаешь, мама, я
так страшно устал.
Да и ты уже спишь, да?
Слышала ты меня?
Впрочем, не важно. Спи.
Я потихоньку пойду.
Укрою тебя одеялом,
и ночничок зажгу.
Ветер шумит в ветвях,
за новым чужим окном.
Я закрываю дверь.
Пусть будет теплым твой сон…