Чудо о змие

Берёзкина Любовь
В селенье у моря без края, без дна,
Прекрасная дева, красою – весна,
Жила; но ходила молва, что она
В покоях дворцовых была рождена;
Царь, горлице чистой желая помочь,
Отправил от сглаза в изгнание дочь.
В селении том было место средь скал,
Куда ни богач, ни бедняк не ступал:
Змеиной пещеры отверстая мгла,
Что хладом могильным струит из угла.
Близ темного входа – гора черепов,
Чудовища скорбная пажить и кров.
Ни звука из адского жерла глубин.
Лишь помнит пастух седовласый один,
Как слышал он рядом, в зловещих местах,
То вздох леденящий, то чувствовал страх,
И лютые недра, вместилище зол,
С тех пор не одной стороной обошёл.
    В раздумьях гуляла у брега одна
Невинная дева, плескала волна,
К стопам ее нежным ласкался песок,
И солнца лучи озаряли восток.
Рассветом любуясь, бродила она,
Об отчих объятьях тоской пленена,
И ветер из края родного играл
Каймой драгоценной ее покрывал.
К полудню она, истомясь от жары,
Собралась средь скал переждать до поры,
И в поисках тени в ущелье вошла,
Где высилась мрачной пещеры скала.
Вдруг видит: у входа гора черепов,
И сбруи военные, зверя остов,
И слышит из холодом веющей мглы
То ль вздох, то ль рыдание древней скалы.
А следом и шорох, как будто шаги...
– О, Боже! – взмолилась она, – помоги!
Неужто мой час наступил роковой?
От мрака зловещего сенью укрой.
Вдали от отцовской любви и меча
К Тебе о спасенье мольба горяча!
Отпрянула дева от зева глубин,
И тотчас явился из них исполин, –
Проклятие древнее, пагубный змей,
И смрадом могильным повеяло к ней.
– Отец мой, – вновь дева стенает в слезах, –
Прощай! Обращусь я мгновенно во прах.
Но в царстве далеком, где милый мой дом,
О жребии ты не узнаешь моем.
Язык оросила зловонная слизь
У злого отродия. Дева же ввысь,
На небо взирает с горячей мольбой,
И Бога зовет в смертный час роковой.
Не чая спасенья, страшится она,
Но вот, возле скал тень ей будто видна...
Все ближе и ближе, и видит коня,
И всадника в злате.
– Спаси, друг, меня!
Воскликнув, упала без чувств на песок,
И змей ее тело к скале поволок...
Но здесь он, спаситель на белом коне:
– Оставь ее! – крикнул, – Ползи, змей, ко мне!
Чудовищу смело копьем он грозит,
Мечом ему вырезать жало сулит.
На змея бесстрашно направил коня,
Близка чешуи смертоносной броня.
О, битва неравная! Сеча, напасть!
Но всадник копье шлет в кровавую пасть,
И змей, издыхая, предсмертно шипит, –
Повержен, ничтожен, растоптан, убит.
Вот юноша к деве склонился младой
И поит ее ключевою водой
Из фляги походной, и гладит коня,
Кольчугой на солнце блистая, звеня.
Осанна Творцу на прекрасных устах.
– Как имя твое, – та спросила, восстав, –
Посланник неведомый праведных сил?
– Георгий, – ответствовал он и вскочил
В седло, пред спасенною им поклонясь,
И скрылся вдали: то ли ангел, то ль князь...
    О чуде том присно вещает народ.
Уж сколько веков утекло, словно вод,
Но сказам старинным – и слава, и честь!
И Церковь Христова отрадную весть
Иконой почтила: Георгий святой
Доныне ведет с супротивником бой,
Разя его в пасть смертоносным копьем,
Чудовище в прах попирая конем.
Селенье прибрежное выросло в град,
Но люди, живущие там, говорят,
Что в мерзлой пещере у моря средь скал,
Бывает, привидится лютый оскал,
И если смельчак приближается к ней,
То слышит, как стонет поверженный змей...

27.07.2014