Петрович

Андрей Ганюшкин
______Петрович______


 " И страшная пучина поглотила их всех... "


Это что...отходим мы как-то днем из Гамбурга. Вот уже и мистер пайлот-плиз-колбаскин* на борт поднялся, всё как обычно. Пайлот - это по-английски "лоцман" , ежели  кто не в курсе. А наш старпом, Александр Петрович уже и лыка не вяжет.
Выходит на мостик, а душман прёт от него такой, что бедный немец-лоцман аж заколдобился*. Мастер делает невозмутимый вид. Дескать , ерунда , всё нормально.
И удобно устраивается на крыле мостика. Я же - бодро стою на ручке телеграфа, четко осознаю надвигающуюся грозу и абсолютно понимаю всю свою ответственность.
- Дед слоу эхэд , - командует лоцман.
- Стоп машина ! , - репетует Петрович.
И понеслась...

У мастера был такой специальный "ход конём": наш Петрович на отходе традиционно нажирается, а тот делает вид, мол ничего не вижу, ничего не слышу. Потом конкретно берет его за жабры. Петрович осознает свою вину, раскаивается и просит пощады. Кэп его торжественно милует. Но только смотри, чтобы в последний раз !
После чего старпом и начинает драть с нас, со штурманов, три шкуры. Неделя - другая. И все воют белугой от такой весёлой жизни. Я как заведенный печатаю на старенькой машинке " Оптима ". Печатаю все эти бесконечные акты, проверки, сверки, заполняю все папки по ВМП. В в восьми экземплярах !А машинка пробивает максимум пять. Тот торопит: давай, давай. Печатай быстрее! Бац, бац...и. Твою же, сатраповскую дивизию. Опечатка. Замажешь ее быстренько. Аккуратно так, импортной мазилочкой. Комар - мухи не подточит. Принесешь на подпись. А тот смотрит бумагу на свет и тут же рвет ее в клочья. - Печатайте без ошибок ! И опять двадцать пять. Андрюха Вавилов, трёха, тот от такой движухи ловко скрутил головку хронометру, когда его заводил. Нервы, наверно. Чудом спасся от " расстрела ".
Глеб, второй, с каждым днем становился всё мрачнее и мрачнее.

...Помню, пришли мы зимой в родной Ленинград, привязали веревки. Прибежали погранцы с таможней, дали добро. Жены-морячки и мужья-моряки, наконец-то, воссоединились. И все бодро свалили домой. А я стою на вахте, и за себя, холостяка, и за "того парня". Стою на стояночной вахте. Потихоньку выгружаем трубы большого диаметра. Редкий случай. Обычно наши экипажи сменялись за границей и улетали домой самолетом. Ленинград - Гамбург - Ленинград.
Линия " Балт-Ориент. " Юго-Восточная Азия - солнышко, штиль, благодать...
А тут - ледовая проводка, родная речь, холодно однако. Всё из-за того, что мы не вписались тогда в жесткий график и нас сняли с линии. По какой причине - не помню, хоть убей. Стою, значит, на вахте. Мастер тоже уехал домой. А Петрович плотно застрял у себя в каюте, потому, как снова оказался в полном алкогольном ауте. Тальманщица бальзаковского возраста, одетая в элегантный тулуп , и не менее элегантные валенки, внезапно поднимает кипеш : " А-а-а-а...вона у вас труба помятая ! Ага, иди сюда !" Я, ласково так, отвечаю ей: " Айн момент, фрау бригадирша. " И вызываю по рации Петровича. В ответ слышу непонятный шурш. Смутное бормотание, и какое-то " п-шшш-п-шшшш ". Но продолжаю настойчиво вызывать его, снова и снова.
Наконец, на главную палубу выползает наш Александр Петрович, элегантный, как рояль. В белой рубашке-тропиканке с коротким рукавом. В чёрных форменных штанах и стильных тапочках на босу ногу. На улице , на минуточку,минус 16 ( шестнадцать ). Ветерок дует, знаете-ли. Наш, родной , балтийский. Ветерок. До самых косточек продувает. Петрович бодро перемещается к нам. При этом лицо его светится и сияет, как у ребенка, который только что получил долгожданный новогодний подарок от своих родителей. Тётка открывает было рот, чтобы продолжить актуальный дискурс, но глядя на нашего Петровича теряет дар речи. - Труба.  - наконец выдавливает она из себя. Пьяный Петрович гипнотически смотрит на нее в упор и кажется, что он заглядывает аж в самую ейную душу. И после, более чем театральной паузы , молвит : " Чё...чё...так холодно...?  Ты не знаешь ? Чё так холодно, а ? "
При всём, при этом, он широчайшим образом улыбается.Всем своим видом показывая, дескать, родная моя, жизнь...
Жизнь-то, она ведь чертовски прекрасна.
Все, непременно, будет очень хорошо.
И в самом недалеком будущем...
Та молча поворачивается и уходит восвояси.
Больше никаких вопросов по выгрузке труб к нам не было...


Так вот. Вернёмся в Гамбург.
Лоцман, время от времени, дает команды на руль и ход судна. Но наш Александр Петрович не сдается и упорно гнёт свою линию. Да так, что у немца начинается самая настоящая истерика. Я же вполне успешно отбиваюсь от Петровича, и...несмотря на мощное давление со стороны моего непосредственного начальника, чётко вы-вы-пол, выпол-ня, вы-по-л-н-яю все указания немца-лоцмана. Картина, достойная не только масла, но и кисти великого живописца. Один только мастер - невозмутим и непокобелим. Скала! Твердыня ! И делает вид, что ничего не замечает. Все нормально. Но на самом деле он замечает абсолютно всё. Этот цирк продолжается бесконечно долго и постепенно доходит до полного абсурда. Я уже шепчу старпому, в полном отчаянии : " Петрович, иди к себе в каюту. Я сам всё сделаю. " Но наш Петрович - ответственный человек !** Хоть он и крепко выпимши.
Посему, он активно помогает судну отойти от причала.
Ну, в его понимании...



*мастер - капитан.
 старпом - старший помощник капитана.
 второй - второй помощник капитана.
 Dead slow ahead - самый малый вперед.
 ВМП - военно-морская подготовка.
 трёха - третий помощник.

**Мы - ответственные люди ! - мем из " Жить и умереть в Лос Анжелосе ".