Бородулькина Анастасия г. Витебск, Беларусь

Витебский Листопад
МНЕ ТЕБЯ РИСОВАЛИ

Мне тебя рисовали пиктограммами на камнях,
О тебе мне писали на прамировом языке,
Мне творили тебя из земли, воды и огня
И тобой мне чертили линии на руке

Мне тебя собирали с корешками в глухих лесах
Из земли, что и тысячной доли пока ещё
Не хранила того, что в ней есть сейчас,
Да и время ещё не вело свой счёт.

Мне тебя напевали с колыбельными сотни дев,
Всё сгибаясь над люльками с теплотой.
Умывая слезами солёными свой напев,
Да ко рту всё прикладывая ладонь.

Мне тебя вышивали бисером золотым…
Перечислить причастных всех не смогу.
Для меня ото всей Вселенной подарок - Ты,
И я ей навсегда благодарна, вовеки в долгу.


КЛАВИШИ

клавиши в моём горле болеют гриппом.
каждая поодиночке.
вместе просят отсрочки
пожизненной.
я не могу. объясняю письменно.
под каждым словом подпись-липа
собственноручная, перезакрученная,
перемученная, вымоченная
тем, что бывает при лихорадке.
дыры резные стержнем в тетрадке
это письмо. не тебе, не пугайся:
я не пишу тебе писем -
строгое правило - я его высек
ла/высекаю. Стараюсь/старайся.
но синяки на моих запястьях -
вроде привычные - но совершенно
новые: синие, не бордовые
как раньше -Помнишь?- цвета страсти
вместо истомного выкрика "Настя!"
при изгибаниях судорожных...
я и сама не помню, кстати.
эти,другие, холодные, синие
стёрли те, прежние. я ненавижу их.
вру. я люблю их, украдкой любуюсь.
это твоё было рукопожатие
друга - моя психопАтия
затанцевала мгновенно, сутулясь
из-за нависшего потолка
этих дебильных самообид.
так мне поправила Ваша рука
блёклый запястья вид.
вы опустили глаза жеманно,
рот до полудури желанный,
вечно пьянящий и полупьяный
в миг иссушили - жестокая ты -
даже смешно от той пустоты,
что ты рисуешь - рисуешься ты.
не понимаешь меня - я в романы
так влюблена.
как для пыльцы родятся цветы,
пальцы - для фортепьяно.
вашими пальцами каждая клавиша
польщена.


МАТИЛЬДА

Матильда стреляла бы всех,
Кто её называет Мотей.
У Моти какой успех?
Тем более на охоте.
Пиаря «new» макияж
В привычных клубах в субботу
И точно стукнула б аж
Кричавшего «Мотя» кого-то.
И с хваткой бульдожьего пса
На голос лицом атакует.
Щёлк: выстрел – две пули – глаза,
На полпути падают… «Зуев?..»
Да, Зуев с десятого «Г»!
Как мама прозвала «Кудлатый»,
Сама ж дала кличку «Гоген»
За крылья ей хной на лопатках.
А завуч орала: «Потише!»
На них на каждой линейке
За споры о Кафке, о Ницше
о Марксе, о Стефане Цвейге.
«Да Боже мой, Зуев, ты как здесь?»
Расслабив все мышцы лица,
Как часто при виде оказий,
Не зная ещё их конца.
«Да я вот сегодня с Берлина,
А Пашка сюда заволок.
Ты помнишь – ну Пашка, ну Длинный,
В подвале был под потолок.
Где мы все всегда собирались -
Ты помнишь – «Вжик» - наша рок-группа.
Ты слушала и смеялась:
«Красиво, но… слишком глупо»
«Где Длинный-то? Помню, конечно»
«Да он пробирался к бару, и…
Чёрт разберёт тут в кромешной…
С женой он. Но все тут по парам.
Ну как ты? Двенадцать лет уж!
Но ты – как и прежде - красотка»
«Да жалоб на жизнь как-то нету:
Квартирка есть и тайотка.
Не замужем. Были романы,
Но то не успешны, то жёны…
А не на принцев заманишь
Нас разве таких прожжённых?
Работа – уютный офис
И время на отдых есть –
А тут уж я – знаешь – профи:
Суббота кончается в шесть»
«Ну, слушай, ты молодчина,
Успешная, как говорят»
Терял тихо взгляд мужчина
Пытливый, горящий взгляд.
«А я в универе читаю…
Так… лекции… про модерн.
Хех, немцы-студенты зевают –
Так бесит, но я смирен.
Ты, помнишь, хотела в актёрский,
А я стоял за журфак:
Твой слог едкий, вычурный, хлёсткий
Нельзя было гробить никак…»
«Какая с меня актриса?
Да жизнь разве у журналюг?
Мой творческий дух как-то высох,
Вот ты молодец, мой друг»

Сегодня Матильда, на диво,
Не в шесть, а в три была дома.
Окинула взглядом: «Красива
Квартирка на зависть закомым.
Эх, зря не пришёл кудлатый,
Втирал бы мне про Матисса.
Тогда б и в моих палатах
Забытый арт-дух появился.
Да ладно, конечно, всё бред,
Не покланяться ж зевоте…»

Но до шести с чередой сигарет
Рыдала взахлёб наша Мотя.