Кто чинит людям башмаки, тот сам без вакса,
не жирные лоснящиеся, сапоги солдата.
Зато нет примерения ролей и лицедейства,
а если хочется любви, так перебейся.
А хочется любви, пари в сини небес,
увидишь под собой чудесный лес, всея Руси,
там под кустом обман, в ушах звенит ручейный слив,
звонкий слив сладкоречив всея Руси.
Милый друг, хочешь прямо с неба упаду?
Каркас съемен прямо на ветру.
Оперение простое, двух минут
не потребуется, они сами соскользнут.
Я же экземпляр чудовищных головотяпств,
да сам колись, ты ведь давно не мог,
нет, ты храбр, но ты давно не мог понять чей
воск делает тебя слабым.
Это мой голос.
Крылья пораскинь –
они сломались, но полет благословен,
их снимая, я летаю.
Дай поясню, ты же глуп, блондин,
нет, ты умен, но для тебя мои стихи
все равно, с высоты они или со дна,
одна головоломка непростых задач, читая –
то вода идет дождева,
то Москва, Нева, синева.
Так получилось, что пою соло,
уже не Юля я, и не Оля,
все потому что мой сон сломан.
Думаешь, что таинства сон предрасположат,
позовут меня к тебе в дорогие гости,
но ты неправильно рассказ прочел.
Ты содомил и был один пол.
Разнотипен вид плебея, в этом свете кем
ты молился и светился, будто галоген?
Был один кислый морс в этом рэпе,
ты опошлил и теперь не поют в небе.
Падают.
Крылья пораскинь –
они сломались, но полет благословен,
их снимая, я летаю.
И разлился любви флакон,
подытожен любви сезон,
растворен в киселе рассвета.
Мокнет в облаке салфеток сигарета.
Сновидение пригласи и луну затми,
лучами алыми дневные кисели,
улыбнись и скажи: Слову поэтесс
все равно валится вниз.
Мироточив, прост речитатив,
ни серебристых риз, ни нимб лучи,
один болид и тот вниз летит,
не пойманный никем, плачь или кричи.
Не глумись, слово повлекло
массовый обвал, лет скор.
Валятся с неба перья, крылья, каски.
Сердце стучит ста ударами
в минуту. Падаю.
Крылья пораскинь –
они сломались, но полет благословен,
их снимая, я летаю.